Прежде всего необходимо дать терминологическое пояснение. Поэтому обратимся к Фромму и посмотрим, как он характеризовал такое явление, как “свингерство”:

“За последние годы распространился еще один феномен, свидетельствующий о росте неудовлетворенности среднего класса. Я имею в виду групповой секс. По оценкам социологов, в США около двух миллионов людей (в основном представители среднего класса и весьма консервативных политических взглядов) находят главный интерес в том, чтобы заниматься сексом в смешанных группах, среди которых не должно быть супружеских пар. При этом главное требование к участникам “действа” состоит в том, что они не должны допускать эмоциональных привязанностей к кому-либо из участников, ибо пары все время меняются партнерами. Социологи, изучавшие группы так называемых “свингеров”, узнали, что до того эти люди были одержимы такой тоской, что им уже ничего не помогало (даже многочисленные телесериалы). Теперь они научились справляться со своей депрессией с помощью постоянной смены сексуальных стимулов. Более того, они утверждают, что даже в собственных семьях отношения “улучшились”, ибо появилась, по крайней мере, одна общая тема – сексуальный опыт с другими партнерами. “Свингерство” – это один из более сложных вариантов прежнего супружеского промискуитета, в этом нет ничего нового. Новым можно считать разве что запрет на чувства, а также неожиданную идею о том, что групповой секс может стать средством “спасения усталых семей”.

(…)Особо опасным следствием “некомпенсированной скуки” выступает насилие и деструктивность. Чаще всего это проявляется в пассивной форме: когда человеку нравится узнавать о преступлениях, катастрофах, смотреть жестокие кровавые сцены, которыми нас “пичкает” пресса и телевидение. Многие потому с таким интересом воспринимают эту информацию, что она сразу же вызывает волнение и таким образом избавляет от скуки. Но от пассивного удовольствия по поводу жестоких сцен и насилия всего лишь шаг к многочисленным формам активного возбуждения, которое достигается ценой садистского деструктивного поведения”.

(1, стр. 215 – 216)

Если на Западе на феномен “свингерства” обратили внимание лишь во второй половине XX века и отнесли его к издержкам постиндустриального общества, то в Советском Союзе первые прецеденты “свингерства” были отмечены гораздо раньше, в 20 – 30-е годы. Одним из первых российских “свингеров” был очень известный чекист Глеб Бокий. Когда волна сталинских репрессий накрыла и самих чекистов, вскрылись подробности организованной Бокием “дачной коммуны”, которая стала великолепным вертепом для высокопоставленных свингеров из НКВД. В уголовном деле на Глеба Бокия присутствует протокол допроса чекиста Н.Я.Клименкова от 20 сентября 1938 года, в котором довольно подробно списываются нравы, царившие в “дачной коммуне”:

“Я уже сказал выше, с 1921 года я работал в спецотделе НКВД. Отдел в то время возглавлял Бокий Глеб Иванович, который через некоторое время назначил меня нач. 2-го отделения спецотдела (спецотдел занимался перехватом и дешифровкой иностранной дипломатической почты и слежкой за сотрудниками посольств. – А.К.)

В это время уже существовала созданная Бокием так называемая “Дачная коммуна”, причем ее существование тщательно скрывалось от сотрудников отдела, и знали об этом только приближенные Бокия.

Последний в одно время сообщил мне, что им в Кучино создана “Дачная коммуна”, в которую входят отобранные им, Бокием, люди, и пригласил меня ехать на дачу вместе с ним. После этого я на даче в Кучино бывал очень часто, хотя “юридически” и не являлся членом “коммуны”, так как не платил 10 процентов отчислений зарплаты в ее фонд, но вся антисоветская деятельность которой мне известна.

При первом моем посещении “Дачной коммуны” мне объявили ее порядки, что накануне каждого выходного дня каждый член “коммуны” выезжает на дачу и, приехав туда, обязан выполнять все установленные “батькой Бокием” правила.

“Правила” эти сводились к следующему: участники, прибыв под выходной день на дачу, пьянствовали весь выходной день и ночь под следующий рабочий день.

Эти пьяные оргии очень часто сопровождались драками, переходящими в общую свалку. Причинами этих драк, как правило, было то, что мужья замечали разврат своих жен с присутствующими здесь же мужчинами, выполняющими “правила батьки Бокия”.

“Правила” в этом случае были таковы. На даче все время топилась баня. По указанию Бокия после изрядной выпивки партиями направлялись в баню, где открыто занимались групповым половым развратом.

Пьянки, как правило, сопровождались доходящими до дикости хулиганством и издевательством друг над другом: пьяным намазывали половые органы краской, горчицей. Спящих же в пьяном виде “хоронили” живыми, однажды решили похоронить, кажется, Филиппова и чуть его не засыпали в яме живого. Все это делалось при поповском облачении, которое специально для “дачи” было привезено из Соловков. Обычно двое-трое наряжались в это поповское платье, и начиналось “пьяное богослужение”.

Пьянства и дебоши сопровождались антисоветской пропагандой Бокия. За ужином всегда читался контрреволюционный журнал “Рига”, который редактировал сам Бокий. В выпуске этого журнала принимали участие и другие члены “коммуны”. Журнал состоял из антисоветских рассказов, и стихов, а также порнографических рисунков.

Журнал читался самим Бокием вслух с антисоветскими комментариями; вместе с этим рассказывались антисоветские анекдоты, пелись такие же песни. Восхвалялся журнал “Рига” как “воплощение действительной свободы слова” и т.д.

На дачу съезжались участники “коммуны” с женами. Вместе с этим приглашались и посторонние, в том числе и женщины из проституток. Женщин спаивали допьяна, раздевали их и использовали по очереди, предоставляя преимущество Бокию, к которому помещали этих женщин несколько.

Подобный разврат приводил к тому, что на почве ревности мужей к своим женам на “Дачной коммуне” было несколько самоубийств: Евстафьев – бывш. нач. технического отделения бросился под поезд, также погиб Майоров, с женой которого сожительствовал Бокий, на этой же почве застрелился пом. нач. 5-го отделения Баринов…

– И на какие средства все это организовывалось?

– Ежемесячно собирались членские взносы с каждого члена “коммуны” в размере 10 процентов месячного оклада, что далеко не хватало для покрытия всех расходов. “Дефицит” покрывался Бокием из получаемых отделом доходов от мастерских несгораемых шкафов, из сметы отдела на оперативные нужды. “Дефицит” покрывался также и спиртом из химической лаборатории, выписываемым якобы для технических надобностей. Этот спирт на “Дачной коммуне” оснащался ягодами и выпивался, т.е. на средства, украденные Бокием у государства…

К концу 1925 года число членов “Дачной коммуны” увеличилось настолько, что она стала терять свой конспиративный характер. В самом отделе участились скандалы между членами “Дачной коммуны” и секретарем отдела, выдающим заработную плату. Первые не хотели платить “членских взносов”, а секретарь отдела упрекал их в том, что они получают “все удовольствия” на “даче”, а платить не хотят…”

(2, стр. 364 – 365)

“Свингерские” проделки “батьки Бокия” и членов его “Дачной коммуны” всплыли во время сталинских чисток 1937 года. Как вспоминал писатель Лев Разгон, женатый на одной из дочерей Бокия от первого брака – Оксане, “7 июня Глеба Ивановича вызвал к себе новый нарком внутренних дел и Генеральный комиссар государственной безопасности Ежов. Из кабинета Ежова Глеб Иванович не вернулся” (3, стр. 33). Может возникнуть впечатление, что старый большевик и соратник Дзержинского Глеб Бокий пал жертвой кровавой “ежовщины”, а дело на него от начала и до конца сфальсифицировано. Однако сохранились и независимые от следствия свидетельства других лиц, проливающие свет на “свингерские” выходки Глеба Бокия. Бывшая сотрудница НКВД Евдокия Петрова, ставшая в апреле 1954 года одной из первых в истории НКВД женщин-перебежчиц, впоследствии с ужасом вспоминала о человеческих качествах и сексуальных наклонностях Бокия. Подразделение, которое возглавлял Глеб Иванович Бокий, было наиболее секретным в системе ОГПУ и занималось гражданским и военным перехватом. До 1935 года оно размещалось не на Лубянке, а в здании Народного комиссариата по иностранным делам на Кузнецком мосту. Вот как описываются впечатления Евдокии Карцевой (в замужестве Петровой) в монографии Эндрю и Гордиевского:

“Как и большинство молодых сотрудниц подразделения, Карцева постоянно испытывала страх перед его руководителем. Бокий сутулился при ходьбе и имел странную привычку носить плащ круглый год. Карцеву бросало в дрожь от взгляда его “холодных, проницательных голубых глаз, которые заставляли людей думать, что ему противен сам их вид”. Несмотря на годы, а ему было за пятьдесят, Бокий продолжал гордиться своими сексуальными подвигами и по выходным регулярно устраивал оргии у себя на даче. Когда Карцева задала коллеге мужского пола вопрос об этих оргиях, он ответил: “Если ты только обмолвишься кому-нибудь об этом, он сделает твою жизнь невыносимой. Ты играешь с огнем”. Карцева жила в страхе быть приглашенной на дачу своего начальника. В ночную смену, чувствуя себя наиболее уязвимой, она надевала “самые простые и невзрачные платья, боясь привлечь его непрошеное внимание”.

(3, стр. 190)

Нестандартное поведение Глеба Бокия бросалось в глаза даже его ближайшим родственникам. Причем многие из них, по-видимому, знали или догадывались о существовании “Дачной коммуны”. Лев Разгон пишет, что у Бокия была привычка почти каждую неделю навещать новую семью своей прежней жены – Софьи Александровны Доллер, с которой Бокий познакомился и на которой женился в ссылке. В начале 20-х годов Софья Доллер и Глеб Бокий разошлись. И тем не менее, вплоть до своего ареста Бокий регулярно появлялся на квартире у Ивана Москвина, ответственного сотрудника ЦК и нового мужа Доллер, и был в их семье почти что своим человеком. Причем зачастую навещал свою прежнюю жену в сопровождении новой супруги. Как видим, очень характерный пример “свингерского” поведения, когда вполне умышленно искусственно создаются такие психологические ситуации, которые способствуют возникновению стрессовых эмоций и позволяют прогнать скуку. О нестандартном поведении Бокия во время этих визитов рассказал в своих воспоминаниях Лев Разгон:

“Глеб Иванович не принимал участия в застольном шумстве, но с удовольствием прислушивался к нему и никого не стеснял. Сидел, пил вино или что-либо покрепче и курил одну за другой сигареты, которые он тут же скручивал из какого-то ароматного табака и желтой турецкой бумаги. Глеб Иванович был человеком совершенно непохожим на других “старболов”. В отличие от Ивана Михайловича, никогда не вел аскетической жизни. Но зато имел свои “странности”. Никогда никому не пожимал руки, отказывался от всех привилегий своего положения: дачи, курортов и пр. Вместе с группой своих сотрудников арендовал дачу под Москвой, в Кучине, и на лето снимал у какого-то турка деревенский дом в Махинджаури, под Батумом. Жил с женой и старшей дочерью в крошечной трехкомнатной квартире, родные и знакомые даже не могли подумать о том, чтобы воспользоваться для своих надобностей его казенной машиной. Зимой и летом ходил в плаще и мятой фуражке, и даже в дождь и снег на его открытом “паккарде” никогда не натягивался верх. (…)

Но при всех некоторых странностях Глеба Ивановича было в нем какое-то обаяние. Больше всего это ощущали, конечно, женщины. Даже такие железные женщины, как Елена Дмитриевна Стасова и Екатерина Ивановна Калинина, говорили мне, что не встречали мужчин более обаятельных, нежели Глеб Иванович. Впрочем, Бокий умел обаять не только женщин, но и мужчин. Смешно, что одним из таких был не кто иной, как Федор Иванович Шаляпин”.

(4, стр. 28 – 29)

Примечательно, что одним из способов “обаяния” Бокием различных людей были всевозможные “свингерские” проделки. Причем он не стеснял себя никакой служебной субординацией и практиковал их даже с высшими чинами МИДа. Например, Бокий очень смутил старика Чичерина, когда решил продемонстрировать ему технические возможности своего отдела. Для этого нарком иностранных дел был приглашен в резиденцию Бокия, где ему дали возможность прослушать “прямую передачу” из афганского посольства в Москве. Вся пикантность ситуации заключалась в том, что “передача” была устроена в тот момент, когда афганский посол занимался любовью с одной оперной певицей, работавшей на ОГПУ, и в микрофоне раздавались соответствующие этой ситуации звуки (3, стр. 109). Зато другая “свингерская” шутка Бокия, которую он попытался проделать с Максимом Литвиновым, чуть было не стоила ему карьеры. Сам Бокий рассказывал об этом инциденте с нескрываемым раздражением:

“Литвинов – человек, с которым нельзя иметь дело и которому нельзя верить. Представьте, в двадцать втором году я ему сказал, что у него плохо охраняется комната, где находится сейф с секретными документами, и что кончится тем, что их у него свистнут… Литвинов расхохотался, и тогда я предложил ему пари на бутылку французского коньяка, что я у него документы из сейфа выкраду. Ударили по рукам. После этого он делает то, что уже было непорядочным: поставил у дверей комнаты, которая раньше не охранялась, часового. Ну все равно, конечно, мои люди залезли в комнату, вскрыли сейф и забрали документы. Я посылаю эти документы Литвинову и пищу ему, чтобы прислал проигранный коньяк. И представьте себе: на другой день мне звонит Ленин и говорит, что к нему поступила жалоба Литвинова, что я взломал его сейф и выкрал секретные материалы… Можно ли после этого верить подобному человеку?..”

Но самое удивительное заключалось в том, что “свингерские” выходки Бокия распространялись не только на высоких коммунистических чиновников, но даже и на своих собственных детей. Бывший член “Дачной коммуны”, некий “доктор” Гоппиус дал следующие показания:

“Каждый член коммуны обязан за “трапезой” обязательно выпить первые пять стопок водки, после чего члену коммуны предоставлялось право пить или не пить, по его усмотрению. Обязательным было также посещение общей бани мужчинами и женщинами. В этом принимали участие все члены коммуны, в том числе и две дочери Бокия. Это называлось в уставе коммуны “культом приближения к природе”. Участники занимались и обработкой огорода. Обязательным было пребывание мужчин и женщин на территории дачи в голом и полуголом виде…”

(2, стр. 366)

Рассматривая проблемы такой психической аномалии, как “некомпенсированная скука”, Фромм обошел молчанием вопрос о наличии у людей с такими аномалиями других черт, присущих садистскому типу личности. В документальной повести Игоря Бунича “Золото партии” приводятся сенсационные факты, в которые нормальному человеку трудно даже поверить. Вот какой “портрет” Бокия рисует писатель:

“После ликвидации Урицкого в “колыбели революции” орудовал Глеб Бокий. Любимец Дзержинского, он, после мастерски организованного покушения на своего бывшего шефа Урицкого, стал быстро продвигаться по служебной лестнице. Его умение выкачивать деньги из заложников вызывали зависть и восхищение в Москве. Именно ему принадлежит блестящая идея кормить зверей в столичном зоопарке мясом расстрелянных. Экзотические звери стоили дорого, и их еще надеялись кому-нибудь напоследок продать”.

(5, стр. 49 – 50)

Кто же он такой – красный “свингер” Глеб Бокий? Обаятельный человек или кровавое чудовище? Из его официальной биографии мы можем узнать, что Бокий родился в 1879 году в семье украинского учителя. Активно участвовал в первой русской революции 1905 года и Октябрьской революции 1917 года. За свою революционную деятельность двенадцать раз сидел в царских тюрьмах, дважды был сослан в Сибирь. После убийства Урицкого в 1918 году возглавил Петроградскую ЧК. А с 1921 года вплоть до своего ареста в 1937 году Глеб Бокий был бессменным начальником спецотдела ОГПУ – НКВД, занимающегося дипломатическим перехватом и дешифровкой. Казалось бы, жизнь этого человека вся без остатка была отдана беззаветному служению революции, и в ней не оставалось места для чего-либо иного. Однако после ареста Бокия в его квартире был найден тайник с золотыми и серебряными монетами. Иными словами, знаменитый чекист Глеб Бокий отличался склонностью к личному накопительству, этой отличительной чертой садистского типа характера.

Первой из большевиков склонность к стяжательству приметила у Бокия Варвара Яковлева, являвшаяся заместителем Бокия в Петроградской ЧК. Как пишет Игорь Бунич, Яковлева подготовила секретный донос о фактах коррупции в этой организации. В нем, в частности, сообщалось, что в Петрограде отлажен специальный механизм по освобождению за взятки высокопоставленных заложников и переправки их за границу. Именно таким образом якобы осуществлено освобождение и отъезд из России великого князя Александра Михайловича с женой Ксенией Александровной (сестрой бывшего царя) и шестью детьми. На очереди было освобождение содержавшихся в Петропавловской крепости великих князей Николая Михайловича, Григория Михайловича, Дмитрия Константиновича и Павла Александровича. Однако возникший из-за доноса Яковлевой скандал помешал осуществиться этим планам. В результате арестованных великих князей быстренько расстреляли, а Дзержинский и Бокий по прямому указанию Ленина были временно отстранены от занимаемых ими должностей в ЧК. Однако вскоре страсти улеглись, а ответственность за взятки в Петроградской ЧК возложили на более мелкого начальника – некоего Козырева, возглавлявшего одну из районных чрезвычаек (5, стр. 51). Фактически, это было первое крупное столкновение Ленина с высокопоставленными чекистами-казнокрадами.

Справедливости ради следует отметить, что великий князь Александр Михайлович был не единственным членом царской фамилии, спасенный чекистом Глебом Бокием. В книге Нины Берберовой “Железная женщина” приводятся эпизоды спасения великого князя Гавриила Константиновича Романова, в котором принимали участие Максим Горький, его жена Мария Андреева и чекист Глеб Бокий. Вот что пишет об этом Берберова:

“Еще совсем недавно одна из больших комнат (в квартире Горького. – А.К.), выходящих четырьмя окнами на улицу, была занята князем Гавриилом Константиновичем Романовым и его женой, бывшей балериной Анастасией Рафаиловной Нестеровской (и их бульдогом). Андреева и Горький в полном смысле слова спасли от расстрела Гавриила, сына К.Р., президента Академии художеств: позже все его родичи были расстреляны во дворе Петропавловской крепости и среди них – историк Николай Михайлович, а брат его погиб в шахте в Алапаевске вместе с братом царя и сестрой царицы. Анастасия Нестеровская, на брак князя с которой царь категорически не давал своего согласия, венчалась без согласия царя, и брак считался морганатическим. Она в прямом смысле, не иносказательно, бросилась в ноги Урицкому, когда летом 1918 года Гавриила арестовали. Ей помог чекист Бокий, заменивший Урицкого, который перевел князя из подвала Гороховой в больницу. Доктор Манухин, лечивший Горького, привез Нестеровскую к Андреевой, и она помогла через Бокия спасти обоих.

Это было в канун убийства Урицкого, и Нестеровская знала в Петрограде только одно верное место – квартиру Горького, – где ее мужа не арестуют. Она перевезла его туда”.

(6, стр. 120)

Эти же факты, но в несколько иной интерпретации, излагает и Лев Разгон в своей книге “Непридуманное”. К сожалению, писатель не приводит имен великого князя и его жены. Однако и у Разгона главными действующими персонажами по спасению семьи князя оказывается доктор Манухин и чекист

Глава пятая

Призраки на службе у НКВД

Многие люди нуждаются в вере в потусторонние силы, и никакие события в нашем мире не способны поколебать их убежденность в существовании астрального мира, в котором обитают духи. Атеизм, выраставший из ленинского материализма, не устраивал их. Те, кто поменял большевистское мировоззрение на метафизику, с самого начала не были убежденными материалистами. Другие пришли к этому с возрастом. В числе последних можно назвать профессионального революционера и опытного чекиста Глеба Бокия, попытавшегося поставить спиритизм и телепатию на службу своего Спецотдела.

Глеб Бокий – революционер и чекист

Имя Глеба Ивановича Бокия стало необычно популярным в последнее время. Дело в том, что этого профессионального революционера и видного чекиста ныне считают мистиком, адептом оккультных наук, мечтавшим о привнесении эзотерических доктрин в идеологию Советской России. Это мнение, впрочем, не разделяет ряд исследователей, которые полагают, что увлечение Бокия мистикой и оккультизмом было приписано ему следователями НКВД в период подготовки материалов уголовного дела о тайной антиправительственной организации «Единое Трудовое Братство».

Рис.5.1. Глеб Бокий, начальник Спецотдела при ОГПУ-НКВД

Истина, как обычно, находится посередине. Скорее всего, Бокий совмещал одно с другим. Вряд ли он фанатично и до конца верил в потусторонний мир и в возможность управления сверхъестественными силами, но по роду службы ему приходилось сталкиваться с людьми, которые верили в это, а значит, волей-неволей ему приходилось выслушивать их мнение и в той или иной форме принимать и использовать его.

Лев Разгон в своих воспоминаниях о Бокии, которого он знал лично, рисует образ интеллигентного (учился в Горном институте, дворянин) и весьма скромного человека, никогда и никому не пожимавшего руки и отказывавшегося от всех привилегий: жил с женой и старшей дочерью в крошечной трехкомнатной квартире, зимой и летом ходил в плаще и мятой фуражке. И даже в дождь и снег, свидетельствует Разгон, на его открытом «паккарде» никогда не натягивался верх. В то же время странности эти органично сочетались у Бокия с присущей ему неуемной энергией и недюжинными организаторскими способностями.

Родился Глеб Иванович в 1879 году в Тифлисе (Тбилиси) в семье дворянина, действительного статского советника Ивана Дмитриевича Бокия и его супруги Александры Кузьминичны. Деятельность предков Глеба непосредственным образом связана со становлением Российского государства. Так, Федор Бокий-Печихвостский, владимирский подкоморий (третейский судья) в Литве, упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским. Прадедом Глеба Бокия был известный русский математик Михаил Васильевич Остроградский. Отец Глеба Бокия – Иван Дмитриевич – действительный статский советник, ученый и преподаватель, автор учебника «Основания химии», по которому училось не одно поколение гимназистов. Старший брат и сестра Глеба пошли по стопам отца. Борис Бокий окончил Санкт-Петербургский горный институт, стал квалифицированным инженером, потом преподавал в том же институте. Он считается одним из основоположников отечественного горного дела. Сестра Наталья выбрала специальность историка, она не один год преподавала в Сорбонне.

Казалось бы, такая же блестящая карьера ожидает и юного Глеба. И действительно, поначалу Глеб вел себя вполне подобающим образом. В 1896 году, после окончания реального училища, он, вслед за своим старшим братом, поступил в Горный институт. Но уже в следующем году стал членом петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Именно участие в делах этого революционного общества определило выбор жизненного пути Глеба Бокия.

Справедливости ради следует сказать, что настоящим революционером Глеб стал всё-таки с подачи своего добропорядочного брата. В 1898 году Борис пригласил его и сестру принять участие в демонстрации студентов. Произошло столкновение с полицией, все трое были арестованы. Глеба к тому же еще и избили. Их освободили по ходатайству отца, но его больное сердце не выдержало позора, и спустя несколько дней отец скончался.

Потрясенные этим горем, братья приняли диаметрально противоположные решения. Если Борис, считая себя виновником смерти отца, совсем отошел от политики, то Глеб, наоборот, окончательно встал на путь профессионального революционера.

С 1900 года он – член Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП). В 1902 году был сослан в Восточную Сибирь за подготовку демонстрации. В 1904 году Бокий введен в состав Петербургского комитета РСДРП как организатор объединенного комитета социал-демократической фракции высших учебных заведений. В апреле 1905 году арестован по делу «Группы вооруженного восстания РСДРП». Амнистирован по октябрьскому манифесту, но в 1906 году вновь арестован по делу «Сорока четырех» (Петербургского комитета и боевых дружин). Всего большевик Бокий двенадцать раз (!) подвергался арестам, провел полтора года в одиночной камере, два с половиной года – в сибирской ссылке, от побоев в тюрьме он получил травматический туберкулез. Но каждый раз, оказавшись на свободе, вновь включался в революционную борьбу. На протяжении 20 лет (с 1897 по 1917 годы) Бокий являлся одним из руководителей петербургского большевистского подполья.

В декабре 1916 года Бокий вошел в состав Русского бюро ЦК РСДРП. А сразу после падения самодержавия он возглавил в Русском бюро отдел сношений с провинцией. В октябре 1917 года он – член петербургского военно-революционного комитета, один из руководителей вооруженного восстания.

Из близких знакомых Бокия раннего периода особо следует отметить Павла Васильевича Мокиевского – известного журналиста и врача, возглавлявшего отдел философии журнала «Русское богатство». В более узком кругу он был известен еще и своими оккультными увлечениями, основанными на теософских доктринах. Кроме того, есть сведения, что он числился членом ложи мартинистов.

Со студентом Бокием Мокиевский познакомился как с одним из товарищей своего сына, также учившегося в Горном институте. На близость отношений Бокия с Мокиевским указывает то, что, когда после одного из арестов Глеб оказался за решеткой, крупный залог в размере трех тысяч рублей за него внес именно Мокиевский.

Возможно, именно этот доморощенный масон повлиял на атеиста Бокия, заставив его впервые усомниться в том, что современная материалистическая наука исчерпывающе описывает окружающий мир. Но до того момента, когда сомнения переросли в уверенность, должны были пройти еще годы и годы.

В феврале-марте 1918 года, в период наступления немецких войск, Бокий становится членом Комитета революционной обороны Петрограда. С марта он – заместитель председателя Петроградской ЧК, а после убийства Моисея Урицкого – председатель. Затем Бокий возглавлял Особые отделы Восточного и Туркестанского фронтов, был членом Турккомиссии ВЦИК и СНК РСФСР и полномочным представителем ВЧК. Однако вскоре Бокию была поручена совершенно новая работа.

Реалии Спецотдела

Сразу после прихода к власти большевистское правительство столкнулось с проблемой сохранения тайны при передаче оперативных сообщений. Советское государство и его армия не имело надежной системы шифров. Вот как охарактеризовал ситуацию нарком иностранных дел Чичерин в своем письме Ленину от 20 августа 1920 года: «Иностранные правительства имеют более сложные шифры, чем употребляемые нами. Если ключ мы постоянно меняем, то сама система известна многим царским чиновникам и военным, в настоящее время находящимся в стане белогвардейцев за границей. Расшифровывание наших шифровок я считаю поэтому вполне допустимым»

Поэтому 5 мая 1921 года постановлением Малого Совнаркома была создана советская криптографическая служба в виде Специального отдела при ВЧК. Начальником новой структуры и одновременно членом коллегии ВЧК был назначен проверенный большевик Глеб Бокий.

В течение 20-30-х годов органы государственной безопасности неоднократно реорганизовывались, меняли свою структуру и название. Соответственно менялось и название отдела: с 5 мая 1921 года по 6 февраля 1922 года – 8-й спецотдел при ВЧК; с 6 февраля 1922 года по 2 ноября 1923 года – спецотдел при ГПУ; со 2 ноября 1923 года по 10 июля 1934 года – спецотдел при ОГПУ; с 10 июля 1934 года по 25 декабря 1936 года – спецотдел при ГУГБ НКВД СССР; с 25 декабря 1936 года по 9 июня 1938 года – 9-й отдел при ГУГБ НКВД СССР.

Однако, несмотря на все реорганизации, в отличие от других подразделений, спецотдел был при ВЧК-ОГПУ, то есть пользовался обозначенной автономией. Это выражалось в том, что Бокий сообщал информацию и адресовал ее непосредственно в Политбюро, ЧК, правительство самостоятельно, а не через руководство ведомства, при котором отдел находился.

Размещался отдел не только на Малой Лубянке, но и в здании на Кузнецком мосту, дом 21, в помещении Народного комиссариата иностранных дел, где занимал два верхних этажа. Официальными его задачами являлись масштабная радио– и радиотехническая разведка, дешифровка телеграмм, разработка шифров, радиоперехват, пеленгация и выявление вражеских шпионских передатчиков на территории СССР. Пеленгаторная сеть камуфлировалась на крышах многих государственных учреждений, и таким образом осуществлялось слежение за радиоэфиром Москвы. В сфере внимания Спецотдела находились не только автономные неофициальные передатчики, но и передающие устройства посольств и иностранных миссий. В посольствах устанавливалась подслушивающая аппаратура и отслеживались телефонные разговоры. Отделу непосредственно подчинялись и все шифроотделы представительств СССР за рубежом.

Достаточно подробные сведения о Спецотделе Бокия дает бежавший в 1930 году на Запад бывший сотрудник Иностранного отдела ОГПУ Агабеков:

«Специальный отдел (СПЕКО) работает по охране государственных тайн от утечки к иностранцам, для чего имеет штат агентуры, следящий за порядком хранения секретных бумаг. Важной задачей отдела является перехватывание иностранных шифров и расшифровка поступающих из-за границы телеграмм. Он же составляет шифры для советских учреждений внутри и вне СССР. <...>

Начальником отдела состоит Бокий, бывший полпред ВЧК, буквально терроризировавший Туркестан в 1919-1920 годах. О нем еще и сейчас, десять лет спустя, ходят легенды в Ташкенте, что он любил питаться сырым собачьим мясом и пить свежую человеческую кровь. Несмотря на то что Бокий только начальник отдела, он, в исключение из правил, подчиняется непосредственно Центральному Комитету партии и имеет колоссальное влияние в ОГПУ. Подбор сотрудников в Специальном отделе хорош, и работа поставлена образцово».

«Информация Агабекова, – комментирует этот опус бывшего чекиста современная исследовательница Татьяна Грекова, – сомнений не вызывает, если не считать слухов о сыром мясе и человеческой крови, которые, впрочем, и сам автор называет легендой. Скорее всего, Бокий просто употреблял в пищу собачье мясо».

Принимая во внимание, что собачье мясо считается эффективным средством для лечения туберкулеза, которым страдал Глеб Бокий, ничего мистического и свидетельствующего об особой кровожадности чекиста в данном факте нет.

Тем не менее деятельность Бокия на этом посту должна была раньше или позже вывести его на людей не совсем обычных. Снова свидетельствует писатель Лев Разгон:

«Бокий подбирал людей самых разных и самых странных. Как он подбирал криптографов? Это ведь способность, данная от Бога. Он специально искал таких людей. Была у него странная пожилая дама, которая время от времени появлялась в отделе. Я также помню старого сотрудника охранки статского советника (в чине полковника), который еще в Петербурге, сидя на Шпалерной, расшифровал тайную переписку Ленина. В отделе работал и изобретатель-химик Евгений Гопиус. В то время самым трудным в шифровальном деле считалось уничтожение шифровальных книг. Это были толстые фолианты, и нужно было сделать так, чтобы в случае провала или других непредвиденных обстоятельств подобные документы не достались врагу. Например, морские шифровальные книги имели свинцовый переплет, и в момент опасности военный радист должен был бросить их за борт. Но что было делать тем, кто находился вдали от океана и не мог оперативно уничтожить опасный документ? Гопиус же придумал специальную бумагу, и стоило только поднести к ней в ответственный момент горящую папиросу, как толстая шифровальная книга превращалась через секунду в горку пепла...»

Личный состав отделений Спецотдела проходил по гласному и негласному штату. К негласному штату относились криптографы и переводчики, для которых были установлены должности «эксперт» и «переводчик». Работники же отделений, непосредственно не связанные с криптографической работой (секретари, курьеры, машинистки), представляли гласный состав. К 1933 году в Спецотделе по штату числилось 100 человек, по секретному штату – еще 89.

Были в структуре Спецотдела и подразделения, информация о которых считалась особо секретной. В частности, была создана группа из ученых самых разных специальностей. Все они формально находились в подчинении заведующего лабораторией Спецотдела и старого члена компартии Евгения Гопиуса, который формально возглавлял 7-е отделение и числился заместителем Бокия по научной работе.

Круг вопросов, изучавшихся подразделениями, работавшими на лабораторию Гопиуса, был необычайно широк: от изобретений всевозможных приспособлений, связанных с радиошпионажем до исследования солнечной активности, земного магнетизма и проведения различных научных экспедиций. Здесь изучалось всё, имеющее хотя бы оттенок таинственности. Всё – от оккультных наук до «снежного человека».

Оккультные эксперименты Спецотдела

Зимой 1924 года Глеб Бокий привлек к работе на Спецотдел ученого-мистика Александра Барченко. Основные научные интересы этого исследователя были сосредоточены в области изучения биоэлектрических явлений в жизни клетки, в работе мозга и в живом организме в целом. Свои лабораторные опыты Барченко совмещал с должностью эксперта Бокия по психологии и парапсихологии. В частности, им разрабатывалась методика выявления лиц, склонных к криптографической работе и к расшифровке кодов.

Ученый выступал и консультантом при обследовании всевозможных знахарей, шаманов, медиумов, гипнотизеров и прочих людей, утверждавших, что они общаются с призраками. С конца 1920-х годов Спецотдел активно использовал их в своей работе. Для проверки этих «экстрасенсов» одно из подразделений службы Бокия оборудовало «черную комнату» в здании ОГПУ по Фуркасовскому переулку, дом 1.

Исследования и методика Барченко применялись и в особенно сложных случаях дешифровки вражеских сообщений – в таких ситуациях даже проводились групповые сеансы связи с духами.

Барченко привнес в жизнь Бокия метафизические теории и уговорил видного чекиста вступить в тайную оккультную организацию «Единое Трудовое Братство», изучающую Древнюю науку (Дюнхор), которая якобы превосходила современное знание, но принципы которой были утрачены с течением времени.

Рис.5.2. Александр Барченко с учениками в Крыму (1927 год)

На допросе у следователя Бокий говорил, что изменил свое мировоззрение с материалистического на идеалистическое после смерти Ленина:

«Решающее влияние в дальнейшем имела смерть Ленина. Я видел в ней гибель Революции. Завещание Ленина, которое мне стало известно не помню от кого, мешало мне воспринять Сталина как вождя партии, и я, не видя перспектив для Революции, ушел в мистику. К 1927-28 гг. я уже отошел от партии настолько далеко, что развернувшаяся в это время борьба с троцкистами и зиновьевцами прошла мимо меня, и я в ней никакого участия не принял. Углубляясь под влиянием Барченко всё более и более в мистику, я в конце концов организовал с ним масонское сообщество и вступил на путь прямой контрреволюционной деятельности...»

И действительно? в конце 1925 года для передачи эзотерического знания наиболее «достойным» представителям большевистской партии Александр Барченко при участии Бокия организовал в недрах ОГПУ небольшой кружок по изучению Древней науки. В него вошли ведущие сотрудники Спецотдела: Гусев, Цибизов, Клеменко, Филиппов, Леонов, Гопиус, Плужницов. Занятия с сотрудниками Спецотдела продолжались недолго, поскольку, по словам самого Бокия, ученики оказались «не подготовленными к восприятию тайн Древней науки». Кружок Барченко распался, но энергичному руководителю Спецотдела вскоре удалось подыскать новых, более способных, учеников «из числа своих старых товарищей по Горному институту». В состав второй группы входили Кострыкин, Миронов (оба инженеры), Стомоняков (зам. наркоминдела в 1934-1938), Москвин (член Оргбюро и секретариата ЦК, заведующий орграспредом ЦК), Сосовский. Несколько раз занятия кружка посещал Генрих Ягода – будущий шеф НКВД.

О том, что конкретно изучали «ученики» Барченко на этих занятиях, мы узнаем из писем этого оккультиста, в которых говорится, что созданная им группа в течение двух лет «занималась изучением теории Дюнхор в основных ее пунктах и сравнением с теоретическими основами западной науки».

В свою очередь Глеб Бокий на допросах показал:

«Барченко выдвигал теорию о том, что в доисторические времена существовало высокоразвитое в культурном отношении общество, которое затем погибло в результате геологических катаклизмов. Общество это было коммунистическим и находилось на более высокой стадии социального (коммунистического) и материально-технического развития, чем наше. Остатки этого высшего Общества, по словам Барченко, до сих пор существуют в неприступных горных районах, расположенных на стыках Индии, Тибета, Кашгара и Афганистана, и обладают всеми научно-техническими знаниями, которые были известны древнему обществу так называемой “Древней Науки”, представляющей собой синтез всех научных знаний. Существование и Древней Науки, и самих остатков этого общества является тайной, тщательно оберегаемой его членами. Это стремление сохранить свое существование в тайне Барченко объяснял антагонизмом древнего общества с римским Папой. Римские Папы на протяжении всей истории преследовали остатки древнего общества, сохранившиеся в других местах, и, в конце концов, полностью их уничтожили. Себя Барченко называл последователем древнего общества, заявляя, что был посвящен во всё это тайными посланцами его религиозно-политического центра, с которыми ему удалось однажды вступить в связь».

Помимо чтения лекций и отбора медиумов для Спецотдела оккультист Барченко пытался применять Дюнхор в повседневной практике. И Бокий поддержал его начинания. Например, эти двое всерьез предполагали управлять погодой!

Вот что сообщал астроном и соратник оккультиста Александр Кондиайн: «В 1925 я был командирован Барченко и Бокием в Винницу с заданием познакомиться с проф. Даниловым Леонидом Григорьевичем и выяснить практические результаты его работы, которой он занимается в течение 20 лет. <...> Его работа имеет большое научное значение, т. к. вскрывает весь механизм атмосферы и, в частности, дает возможность предсказывать погоду на долгие сроки». С Кондиайном Данилов послал в Москву для Барченко свое большое исследование «Теория волновой погоды».

Рис.5.3. Александр Кондиайн в рабочем кабинете (конец 1920-х годов)

Особенно большой интерес Барченко и Бокий проявляли к теории 11-летней периодичности пятнообразования на Солнце. Так, в одном письме в начале 1927 года, ссылаясь на статью французского астрофизика Эмиля Туше «Тайны Солнца», Барченко писал:

«Для посвященного в тайну Дюнхор не может быть сомнений, что западноевропейская наука случайно натолкнулась в этой теории на механизм, составляющий главную тайну Дюнхор. Пока еще аналитический метод европейской науки мешает ей оценить всю важность этой теории. Но достаточно какому-нибудь вдумчивому исследователю сделать попытку перенести на бумагу, на плоскость картину, аналитически вычисленную проф. Туше, чтобы обнаружилась тайна Дюнхор и других механизмов. А в руках современной техники, уже знакомой с применением ультрафиолетовых и инфракрасных лучей, эти механизмы, открывая механизм действия “малых причин”, механизм космического резонанса и интерференции, механизм стимуляции космических источников энергии, грозит вооружить буржуазную Европу еще более кровавыми средствами истребления».

Рис.5.4. Археометр Сент-Ива де Альвейдра

Разгром Спецотдела

16 мая 1937 года был арестован Глеб Бокий. Уже на первых двух допросах 17 и 18 мая Глеб Иванович «покаялся» следователям в своих прегрешениях. Сообщил об организованной в 1925 году вместе с Барченко «масонствующей» ложе. «Органы» отреагировали на последнее заявление Бокия серией арестов – один за другим с небольшими интервалами под стражу были взяты Барченко (22 мая) и другие бывшие члены «Единого Трудового Братства» в Ленинграде и Москве: Шишелова-Маркова (26 мая), Кондиайн (7 июня), Шварц (2 июля), Ковалев (8 июля). Та же участь постигла и наиболее высокопоставленных «учеников» Барченко, входивших в московскую группу, – Москвина и Стомонякова.

Обвинительная формула Барченко звучала совершенно стандартно: создание «масонской контрреволюционной террористической организации Единое Трудовое Братство» и шпионаж в пользу Англии. Что касается Кондиайна, то его обвинили в том, что он являлся участником «контрреволюционной фашистско-масонской шпионской организации и одним из руководителей Ленинградского отделения ордена Розенкрейцеров, связанного с заграничным центром масонской организации “Шамбала”».

Для обвинения Барченко и его «сообщников» руководство НКВД разработало следующую легенду. На территории одного из восточных протекторатов Англии – какого именно, в деле не указывалось – существует некий религиозно-политический центр «Шамбала-Дюнхор». Этот центр имеет широко разветвленную сеть филиалов или ячеек во многих азиатских странах, а также в самом СССР. Его основная задача состоит в том, чтобы подчинить своему влиянию высшее советское руководство, заставить его проводить угодную центру политику. С этой целью Барченко и участники созданного им «филиала» восточного центра пытались получить доступ к советским руководящим работникам, активно занималась сбором секретных сведений и подготовкой терактов – против тех же самых советских руководителей! Согласно легенде, следователи НКВД без особого труда квалифицировали как акт шпионажа получение Кондиайном от профессора Данилова работы о волновой природе погоды «с последующей ее переправкой за границу».

О сущности учения Дюнхор речи на допросах почти не заходило, поскольку эти темы для следователей большого интереса не представляли. На вопрос, к чему сводятся идеи древней науки, Кондиайн ответил – очевидно, по подсказке следователя: «Наша нелегальная организация пропагандировала мистику, направленную против учения Маркса-Ленина-Сталина».

Рис.5.5. Александр Барченко (снимок из следственного дела, 1937 год)

И Бокий, и Барченко, и его «ученики» были по окончании следствия приговорены к высшей мере и расстреляны...

16 июня 1937 года было выписано постановление на арест члена ВЦИК СССР, члена коллегии НКВД, начальника Специального отдела при НКВД СССР Глеба Ивановича Бокия. В нем утверждалось, что Бокий состоял членом контрреволюционной масонской организации «Единое трудовое братство», занимавшейся шпионажем в пользу Англии, и, являясь руководителем спиритического кружка, устраивал тайные сеансы, на которых «предсказывалось будущее».

Как случилось, что в оплоте партии, органах ЧК - НКВД долгое время существовала организация, по своим мировоззренческим позициям весьма далекая от ортодоксального марксизма-ленинизма? Как могло получиться, что партия, всегда боровшаяся за теоретическое и организационное единство, просмотрела в своих рядах масонов-оккультистов, причем связан с масонством оказался один из старейших членов партии, особо доверенное ее лицо?

Глеб Иванович Бокий родился в 1879 году в Тифлисе в семье интеллигентов и вместе с тем представителей старинного дворянского рода. Его предок Федор Бокий-Печихвостский, владимирский подкоморий (третейский судья) в Литве, упоминается в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским. Прадедом Глеба Бокия был известный русский математик и физик академик Михаил Васильевич Остроградский - ученый либеральных взглядов, задолго до отмены крепостного права заявивший, что людей надо ценить по их знаниям и способностям, а не по положению.

Несмотря на знатное происхождение, семья учителя тифлисской гимназии Ивана Дмитриевича Бокия не отличалась богатством. В автобиографии Г. И. Бокий напишет: «Недвижимой собственности не имели». Однако Иван Дмитриевич, ответственный и трудолюбивый преподаватель и ученый, автор учебника «Основания химии», который штудировало не одно поколение гимназистов, смог дослужиться до действительного статского советника, и вскоре семья перебралась в Петербург.

Сестра и старший брат Глеба пошли по стопам отца. Наталья стала историком, преподавала в Сорбонне. Борис после окончания Петербургского горного института с 1895 года работал на шахтах Донбасса, где внедрил прогрессивную для того времени сплошную систему разработки угольных пластов взамен столбовой, внес коренные улучшения в технологию подземной добычи угля. В 1906 году, защитив диссертацию «Выбор системы работ при разработке свиты пластов» и получив звание адъюнкта-профессора, стал преподавать в Петербургском горном институте. В 1914 году ординарный профессор Б. И. Бокий дал систематическое изложение основных процессов горного дела в трехтомном «Практическом курсе горного искусства». После Октябрьской революции и гражданской войны Борис Иванович сделался членом Научно-технического совета Главного горного управления ВСНХ РСФСР, а затем

ВСНХ СССР. Он активно участвовал в восстановлении и реконструкции горной промышленности Советской России. Б. И. Бокий явился основоположником аналитического метода проектирования горных предприятий, изложенного в капитальном труде «Аналитический курс горного искусства» (1924).

Сын Бориса, племянник Глеба Ивановича Бокия, Георгий также учился в Ленинградском горном институте, после окончания которого с 1930 года до 1958-го работал в Институте общей и неорганической химии АН СССР. Одновременно с 1939 года он начал преподавать в МГУ, а в 1944 году стал профессором. В 1958 году Георгий Борисович Бокий был избран членом-корреспондентом АН СССР. С 1963 года он работал в Институте радиоэлектроники АН СССР. Крупнейший специалист в области кристаллографии и кристаллохимии, Г. Б. Бокий - автор многочисленных работ по кристаллохимии комплексных соединений, кристаллохимии минералов и истории кристаллографии.

Казалось бы, такая же судьба ожидала и юного Глеба. В 1896 году, после окончания реального училища, он вслед за своим старшим братом поступил в Горный кадетский корпус имени императрицы Екатерины II в Петербурге (Горный институт) - крупнейшее в то время высшее техническое учебное заведение России. Одаренному юноше, обладавшему к тому же немалыми сословными привилегиями, была уготована блестящая научная карьера. Однако уже в ранней юности он выбрал для себя путь революционера.

Окончательно определило выбор жизненного пути Глеба следующее событие. В 1893 году Борис, в ту пору студент-выпускник Петербургского горного института, предложил брату и сестре принять участие в демонстрации студентов. Произошло столкновение с полицией. Все трое были арестованы, причем Глеба еще и избили. Их освободили по ходатайству отца. Все эти события пагубно отразились на больном сердце родителя, и спустя несколько дней он скончался. Потрясенные свалившимся на семью горем, братья приняли диаметрально противоположные решения. Если Борис, сочтя себя виновником смерти отца, отошел от политики, то Глеб, наоборот, окончательно встал на стезю профессионального революционера.

Поступив в Горный институт, Глеб сделался головой «Украинской петербургской громады» и принимал активное участие в деятельности студенческих земляческих и революционных кружков. С 1897 года он вступил в петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». В течение последующих 20 лет жизнь Глеба Ивановича Бокия (партийная кличка «Кузьмич», в полицейском управлении проходил как «Горняк») неразрывно связана с петербургской партийной организацией большевиков.

С 1900 года он являлся членом РСДРП. В 1901 году Глеб Бо-кий был арестован на шахтах Криворожского общества, где работал на летней практике. Привлеченный по делу группы «Рабочее знамя», с 9 августа по 25 сентября он содержался под стражей, затем был отдан под особый надзор полиции. Но дознание в отношении Бокия, по соглашению министров внутренних дел и юстиции, в 1902 году прекратили в связи с тем, что в феврале этого года он был снова арестован и выслан на три года в Восточную Сибирь по другому делу - о подготовке в Петербурге уличной демонстрации. Летом 1902 года Бо-кий вновь арестован в Красноярске за отказ выехать в место ссылки, а уже осенью привлечен в Иркутске за разбрасывание прокламаций на публичной лекции. По высочайшему повелению 13 сентября 1902 года, в порядке общей амнистии студентов, высланных за участие в беспорядках весны 1902 года, Г. И. Бокий был освобожден из сибирской ссылки с сохранением надзора полиции в пределах Европейской России, за исключением университетских городов, сроком до 1 июля 1903 года.

В 1904 году Бокий введен в состав Петербургского комитета РСДРП как организатор Объединенного комитета социал-демократической фракции высших учебных заведений. Он выступил одним из организаторов и участников ноябрьской демонстрации 1904 года. 9 января 1905 года, когда не удалось удержать рабочих от шествий на Дворцовую площадь, Глеб находился среди демонстрантов, а затем в составе боевых дружин на баррикадах Васильевского острова. В «Малороссийской столовой», которой заведовал Бокий, был устроен медицинский пункт под руководством доктора П. В. Мокиевского, куда свозились раненые рабочие. 6 апреля 1905 года он снова арестован по делу «Группы вооруженного восстания при Петербургской организации РСДРП». Основанием для ареста явились агентурные сведения, что квартира Бокия и «Малороссийская столовая» служат для конспиративных встреч работников петербургской организации. При обыске в столовой было найдено огромное количество нелегальной литературы. После нескольких месяцев заключения Бокия выпустили под особый надзор полиции, а по указу от 21 октября 1905 года дело прекратили.

В период октябрьских событий и недолгого периода свобод 1905 года Глеб Бокий вел партийную работу в организации Петроградской стороны как член районного комитета, создавал боевые дружины. При полицейской облаве в районном социал-демократическом клубе 18 ноября 1905 года Бокий был избит, a ll декабря арестован на собрании центральной боевой дружины района. При личном обыске у него были отобраны воззвание Союза рабочих депутатов «Ко всему народу», листок Федеративного комитета РСДРП для сбора пожертвований на вооруженное восстание и партийный членский билет. В 1906 году по болезни Бокия освободили из тюрьмы до суда под залог в 3 тысячи рублей, который внес доктор П. В. Мокиевский, а в декабре осужденный Петербургской судебной палатой по процессу «Сорока четырех» Бокий приговорен был к заключению в крепости на 2 года и 6 месяцев с зачетом 6 месяцев 26 дней предварительного заключения, но оставлен временно на свободе вследствие поданной кассации.

В январе 1907 года он начал работать в социал-демократической военной организации, являлся партийным руководителем Охтинского и Пороховского районов. При провале военной организации (дело социал-демократической фракции Второй Государственной Думы) Бокий бежал, но был арестован в июле 1907 года в Полтавской губернии.

С 1912 года Глеб Иванович принимал участие в работе по изданию большевистской газеты «Правда», перед мировой войной являлся секретарем Петербургского комитета. В апреле 1914 года он подлежал аресту по делу типографии Петербургского комитета, помещавшейся в Горном институте, но успел скрыться. А в апреле 1915 года ему пришлось дважды скрываться от ареста из-за провала Петроградского партийного комитета.

1914 - 1915 годы были для подпольщиков особенно трудными. Сменяя одна другую, накатывались волны жесточайших репрессий. Особенно большой урон понесли петербургская и московская организации большевиков. Серия провалов выявила существование в партийных центрах провокаторов, и петроградские большевики организовали так называемую «Группу 1915 года при ЦК», куда вошли самые надежные, много раз проверенные люди, в том числе Бокий, Молотов, Тихомиров, Аросев. Ужесточилась партийная дисциплина, самые серьезные требования предъявлялись к соблюдению конспирации.

Именно тогда впервые проявились те способности Бокия, благодаря которым впоследствии он стал организатором Спецотдела при ВЧК-ОГПУ-НКВД и его бессменным руководителем на протяжении многих лет. Старая большевичка, член партии с 1915 года В. Ф. Алексеева, вспоминая о работе в подполье того времени, писала:

"Конспирация в большевистском подполье, которое подвергалось особенно беспощадным расправам со стороны царских властей, действительно была суровой и сложной и потому не всегда легко давалась людям, особенно новичкам, не искушенным в борьбе. Нарушение правил конспирации могло нанести тяжелый удар по всей подпольной организации, поэтому и новичкам в соблюдении этих правил никаких скидок не делалось.

При аресте Глеба Ивановича забрали и его по виду самые обычные ученические тетради, исписанные математическими формулами, а на самом деле - записями о подпольных делах, зашифрованными математическим шифром. Шифр этот являлся изобретением Глеба Ивановича, и ключ к нему был известен только ему одному. Лучшие шифровальщики, какими только располагала царская охранка, ломали головы над этими «формулами», подозревая в них шифр. Однако раскусить этот орешек они так и не смогли.

«Сознайтесь, - говорил Глебу Ивановичу следователь, - это шифр?» А Глеб Иванович невозмутимо отвечал: «Если шифр, то расшифруйте». С досадой следователь возвращал ему эти загадочные тетради" [Алексеева В.Ф. Петроградское подполье. - М., 1975.].

Весной 1916 года Бокий был вновь арестован по делу Петроградского комитета, освобожден по болезни, а осенью вторично арестован по тому же делу. Снова освобожденный по болезни в декабре 1916 года до решения дела, он вошел вместе со Шляпниковым, Молотовым, Залуцким в Русское бюро ЦК, сыгравшее важную роль в Февральской революции, а сразу после свержения самодержавия возглавил в Русском бюро отдел сношений с провинцией.

С апреля 1917 года, после ликвидации Русского бюро ЦК, и до марта 1918-го Г. И. Бокий являлся членом Исполнительной комиссии и секретарем Петроградского комитета партии. Вместе с другими видными деятелями партии он представлял столичную организацию на Седьмой (Апрельской) конференции и на VI съезде РСДРП(б), а в последующем был непременным делегатом всех партийных съездов. В июльские дни Бокий в составе делегации большевиков от Петроградского комитета вел переговоры с меньшевиками и эсерами.

В октябре 1917 года он стал членом петроградского Военно-революционного комитета. Зиновьев и Каменев выступили против решения о вооруженном восстании. Они попытались заручиться поддержкой Петроградского комитета РСДРП(б), но ПК во главе с Бокием дал им отпор. «Петроградский комитет через своего представителя в ЦК тов. Бокия поднимал свой голос за решительность в действиях», - вспоминал спустя пять лет после этих событий М. Я. Лацис. Г. И. Бокий - участник исторического заседания ЦК 16 октября 1917 года, подтвердившего решение ЦК от 10 октября о вооруженном выступлении. Как секретарь ПК и член Военно-революционного комитета, Г. И. Бокий был одним из руководителей Октябрьского вооруженного восстания.

Во время Брестских переговоров Бокий являлся противником заключения мира на навязываемых Германией условиях и с другими членами Исполкомиссии ПК подписал протест против мира. Позднее он работал сотрудником органа «левых» «Коммунист», а во время мартовского наступления немцев в 1918 году на Петроград Бокий, оставив партийную работу, вошел в состав «Комитета революционной обороны Петрограда».

В марте 1918 года Бокий был назначен на пост заместителя председателя Петроградской ЧК. Как член Военно-революционного комитета он до создания ВЧК занимался подавлением контрреволюции и борьбой со спекуляцией и саботажем, будучи же секретарем Петроградского комитета партии, выступил инициатором создания отряда по оказанию помощи чекистам. Так что переход Бокия в органы ПЧК, казалось бы, вполне закономерен.

Бокий участвовал в создании структур Чрезвычайной комиссии, занимался хозяйственными вопросами, рассмотрением конфликтных ситуаций среди сотрудников. Он стремился быть объективным и на своем месте помог некоторым людям восстановить справедливость - например, разобравшись в деле снятого с поста председателя Гатчинского ЧК Серова, Бокий добился его восстановления в должности.

После убийства Моисея Урицкого 31 августа 1918 года Г. И. Бокий стал председателем Петроградской ЧК и ЧК Союза коммун Северной области. Прошло чуть больше часа после выстрела, оборвавшего жизнь Урицкого, а во все концы Союза коммун Северной области посыпались телеграммы от имени Президиума Петроградского Совета с подписью Зиновьева. В них предписывалось: «Немедленно привести все силы в боевую готовность… организовать повальные обыски, аресты среди буржуазии, офицерства… студенчества и чиновничества… обыскать и арестовать всех буржуа англичан и французов…»

Постановление о «красном терроре» появилось в печати 5 сентября, а расстрелы в Петрограде начались уже 2 сентября. Выполнять эти решения должна была ПЧК во гдаве с Бокием.

"…Правые эсеры убили Урицкого и тяжело ранили т. Ленина. В ответ на это ВЧК решила расстрелять целый ряд контрреволюционеров, которые и без того давно уже заслуживали смертную казнь.

Расстреляно всего 512 контрреволюционеров и белогвардейцев, из них 10 правых эсеров… Мы заявляем, что, если правыми эсерами и белогвардейцами будет убит еще хоть один из советских работников, нижеперечисленные заложники будут расстреляны".

Среди заложников были великие князья, бывшие министры Временного правительства, представители имущих слоев, генералы и офицеры.

Трусливо-истеричный Зиновьев требовал от ПЧК еще больших оборотов «расстрельной машины». На этой почве и произошел окончательный разрыв Бокия с Зиновьевым, стоявшим за уличные расправы без суда и следствия.

«Знает ли товарищ Зиновьев, к чему приведет такое, с позволения сказать, „правосудие“? - спрашивал Бокий. - Это приведет к бойне! Начнется бесчинство».

Члены президиума поддержали председателя ПЧК.

Этого Зиновьев уже не мог простить. Он начал добиваться смещения Бокия. Е. Д. Стасова пишет в своих воспоминаниях: «Глеб Иванович догадывался, чем это вызвано, но не мог поверить, взять в толк, что партийный товарищ станет использовать свою должность для сведения личных счетов».

Е. Д. Стасова просила председателя ВЦИК Я. М. Свердлова перевести Бокия на работу в Москву. Однако Свердлов направил его агентом ЦК РКП(б) в Белоруссию «для подробного ознакомления с постановкой и ведением нелегальной работы в оккупированных областях». Во главе комиссии из нескольких петроградских коммунистов Г. И. Бокий выехал в занятый немцами Минск для обследования деятельности комитета РКП(б) Западной области. Здесь он вошел в состав Революционного совета германской армии в Минске, одновременно организовал Совет рабочих депутатов.

В конце ноября 1918 года Бокий возвратился из освобожденной Белоруссии и тут же был командирован на Восточный фронт. В марте 1919 года его назначили членом Турккомиссии ВЦИК и ЦК РКП(б), но из-за наступления Колчака прервалось сообщение с Туркестаном, и Г. И. Бокий не смог добраться до места службы и был назначен начальником Особого отдела Восточного фронта. С марта по октябрь 1919 года он пребывал в этой должности в Симбирске. После разгрома Колчака и наступления на Туркестан Бокий был начальником Особого отдела Туркестанского фронта и полномочным представителем ВЧК в Туркестане, одновременно являясь членом Турккомиссии ВЦИК и ЦК. В сентябре 1920 года Глеб Иванович вернулся в Россию и до начала 1921 года лечился от туберкулеза. С января 1921 года Бокий вновь приступил к работе в органах ВЧК в Москве. Он был в составе коллегии ВЧК - ОГПУ - НКВД СССР, а в 1925 - 1926 годах находился на должности заместителя председателя ОГПУ.

5 мая 1921 года постановлением Малого Совнаркома была создана криптографическая служба при ВЧК - специальный отдел (СПЕКО). Г. И. Бокий руководил созданием отдела, а затем был назначен его начальником.

Спецотдел следил за режимом секретности и охраной государственной тайны. В сфере его внимания находились автономные передатчики, а также передающие устройства посольств и иностранных миссий. Все где-либо перехваченные материалы стекались для дешифровки в Спецотдел. В 1924 году СПЕКО завершил разработку «Русского кода», на несколько десятилетий ставшего основным шифром в работе всех служб СССР.

Личный состав Спецотдела проходил по гласному и негласному штату. К негласному штату относились криптографы и переводчики, для которых были установлены должности «эксперт» и «переводчик», работники же отделений, непосредственно не связанные с криптографической работой (секретари, курьеры, машинистки и др.). представляли гласный состав. К 1933 году в Спецотделе по гласному штату числилось 100, а по секретному - 89 сотрудников.

Как считал начальник Разведуправления РККА Я. К. Берзин, «дешифровально-разведывательная служба - одна из сложнейших специальностей. Подготовка кадров для нее - более трудное дело, чем в какой-либо другой области науки и техники». Криптограф, по мнению Берзина, должен был обладать широкой научной эрудицией, способностью к самостоятельной научно-исследовательской работе, беспримерным терпением, быстрой сообразительностью и хорошей ориентировкой, незаурядной смекалкой и комбинационными талантами. Поэтому Г. И. Бокий специально подыскивал для своего отдела людей, обладавших уникальными навыками.

Создавая СПЕКО, Г. И. Бокий использовал опыт старых специалистов-криптографов - бывших сотрудников криптографической службы царской России. К дешифровальной работе в качестве экспертов-аналитиков привлекались люди, хорошо владевшие самыми разными языками, в том числе и малораспространенными. В разработке основ новой службы приняли участие и те, кто ранее не сталкивался с подобными вопросами. Этих людей Бокий лично пригласил для работы в Спецотдел, исходя из их деловых качеств.

Л. Э. Разгон, сотрудничавший в отделе Бокия в ЗО-е годы, вспоминал: «В спецотделе работало множество самого разного народа, так как криптографический талант - талант от Бога. Были старые дамы с аристократическим прошлым и множество самых интересных и непонятных людей. Был немец с бородой почти до ступней. Был человек, который упоминается почти во всех книгах о Первой мировой войне, - шпион-двойник, был Зыбин, председатель месткома, известный как дешиф-ровальщик, прочитавший когда-то переписку Ленина».

Подразделения Спецотдела вели обширную научно-техническую работу и часто негласно финансировали учреждения, формально не имевшие к отделу никакого отношения. Одним из таких научных центров стала лаборатория нейроэнергети-ки Всесоюзного института экспериментальной медицины, возглавлявшаяся Александром Васильевичем Барченко.

Именно о нем Бокий покажет на следствии: «Мой отход от марксистского мировоззрения в 1925-1926 годах под влиянием встречи с мистиком, масоном Барченко А. В., который вовлек меня в масонствующее сообщество „Древняя наука“».

Как член коллегии ГПУ и член Верховного суда, Бокий, вероятно, подписал не один приговор по делам масонских лож и оккультных орденов. Ему хорошо была известна и дальнейшая судьба членов этих организаций, так как со времен гражданской войны Бокий был одним из организаторов системы исправительно-трудовых учреждений. Как член коллегии ВЧК-НКВД, он много лет возглавлял комиссию по инспектированию лагерей, в том числе СЛОНа - Соловецкого лагеря особого назначения. К этой работе были привлечены руководители и часть ведущих сотрудников Спецотдела. С 1922 по 1928 год на Соловках работал заместитель начальника Спецотдела Ф. И. Эйхманс, ведая находившимся там лагерем. Два года руководил лагерем на Колыме помощник Бокия, начальник армейской дешифровальной службы П. X. Харкевич. Другие сотрудники тоже в разное время работали с заключенными лагерей.

Иначе говоря, давая показания о своей причастности к масонству, Г. И. Бокий прекрасно понимал, что означает для него такое признание в период кровавой мясорубки 30-х годов.

Еще в 1922 году Коминтерн категорически высказался о невозможности пребывания коммунистов в масонских ложах. На его IV конгрессе было объявлено, что большинство французской радикал-социалистической партии принадлежит к ложам Великого Востока. Этот факт обсуждали после доклада Троцкого, где тот несколько раз упомянул, что «масонство необходимо вымести железной метлой» - в России, во Франции и во всех других странах, как «мост, соединяющий в мирном сожительстве классовых врагов», что недопустимо, когда есть классовое сознание. «Масонство, - говорил Троцкий, - орудие обхода революции, буржуазное орудие, усыпляющее сознание пролетариата, и рычаг буржуазного механизма». В резолюции по докладу было единогласно принято решение исключить масонов из Коммунистического Интернационала.

Само масонство не было однородным и распадалось на течения. Наиболее известно по многочисленным публикациям последних лет политическое франкмасонство. К 1910-м годам оно окончательно сформировалось как явление русской политической жизни, сыграло свою не слишком ясную роль в революционных событиях 1917 года и тихо умерло в эмиграции. Из оккультных течений более-менее известна судьба русских мартинистов, провозгласивших свою самостоятельность одновременно с франкмасонами и, после неудачных попыток заигрывания с ГПУ, разгромленных в середине 1920-х годов.

В эзотерической традиции масонства большое значение играют ритуальность и символика, в основе которых лежит легенда об Адонираме. Согласно этой легенде, Соломон был одним из посвященных в символы, которые выражали собой «хранилище святыни всезнания Адама до грехопадения». Когда царь решил построить Великий Храм, чтобы передать потомству божественные познания, главным строителем храма был назначен Адонирам, обладавший знанием «божественной истины».

На постройку храма собрали 130 тысяч человек, которых Адонирам разделил на три степени: учеников, товарищей и мастеров. Каждой из степеней было дано символическое слово: ученикам - Иоаким, товарищам - Вооз, а мастерам - Иегова, но так, что мастера знали наименование как свое, так и низших степеней, товарищи - - свое слово и слово учеников, а ученики - только свое слово.

Мастера получали более высокую плату, что вызвало у троих товарищей желание выпытать у Адонирама мастерское слово. Воспользовавшись тем, что по вечерам тот ходил в храм осматривать работы, первый из них остановил Адонирама у южных ворот и стал требовать открыть ему слово мастеров. Однако, не добившись желаемого, он ударил Адонирама молотком. У северных ворот другой товарищ нанес спасающемуся архитектору удар киркой. Едва Адонирам успел бросить в колодец золотой священный треугольник - символ всесовершен-ства духа, божественного начала (на треугольнике было сакральное изображение имени Иеговы), как третий товарищ добил несчастного циркулем у восточных ворот. Убийцы унесли и схоронили тело Адонирама.

По приказу Соломона тело отыскали, что было нетрудно: ветвь акации, которую убийцы воткнули на месте погребения Адонирама, зазеленела, а земля оказалась рыхлой. Из боязни, что древнее мастерское слово «Иегова» уже потеряло значение, мастера решили заменить его первым словом, которое будет кем-либо из них произнесено при открытии тела погибшего мастера. В это мгновение могила разверзлась. Когда один из мастеров взял мертвеца за руку, то мясо сползло с костей, и человек в страхе вскрикнул: «Мак-бенах!» (что по-еврейски значит: «плоть от костей отделяется»). Таковое и было принято отличительным словом мастерской степени.

Эта легенда и послужила основой для масонской символики. Молоток, циркуль и наугольник считаются наиважнейшими символами масонства. Молоток предназначался для обработки дикого камня; будучи принадлежностью мастера, он служит символом власти, молчания, веры, повиновения и совести. Циркуль является символом общественности, а наугольник подразумевает совесть. Линейка и отвес означают равенство сословий, угломер символизирует справедливость. Лопаточка означает снисхождение к человеческой слабости и строгость к себе. Ветвь акации - бессмертие, а гроб, череп и кости - презрение к смерти и печаль об исчезновении истины. Дикий камень - нравственность «грубая», хаос; кубический камень - нравственность «обработанная». Через каббалистическое осмысление символов по мере продвижения по лестнице степеней посвящения масон идет к главной цели - усовершенствованию своих мыслительных и нравственных способностей.

Однако взгляды А. В. Барченко и адептов ложи «Единое трудовое братство» были ближе к теософии Е. Блаватской, антропософии Р. Шнайдера и агни йоге Рерихов, чем к каббалистике масонов.

Согласно учениям этих философов, человечество зародилось 1,6 миллиарда лет назад. Его создателями были связанные с Луной хоганы. Первые люди представляли собой сгустки энергии искусственного, инопланетного происхождения. Это была первая раса немыслящих теней. Хоганы ставили перед собой цель сотворить мыслящих существ, однако и новая проба оказалась неудачной. Люди-тени получились не только неразумными, но и бесполыми. У них не было инстинкта размножения, и они размножались неосознанно - как деревья.

Но хоганы не оставили своих попыток создать людей. Вторая раса поначалу внешне напоминала первую. Между тем появилось и слабое отличие, ставшее толчком к началу эволюции. Медленно, в течение миллионов лет люди второй расы обрели плоть, хотя она не походила на тело современного человека. Это были гиганты, состоящие из тумана. На Земле не знали смерти - эфирные существа первой расы были поглощены наследниками второй.

Представители третьей расы оказались гермафродитами. Затем началось разделение, в результате которого на Земле впервые появились разнополые существа. Однако и на этой ступени развития человечество по-прежнему оставалось немыслящим. Неразумные представители третьей расы спаривались с огромными самками животных, и те порождали монстров.

Третья раса постепенно эволюционировала в четвертую. Человек значительно усовершенствовал речь. Дремавший разум проснулся. Развилось сознание и осторожность. Разделение по полам полностью завершилось.

С течением времени худшие экземпляры неудачного скрещивания, потомки неестественного союза мужчин третьей расы и животных, исчезли с лица земли. К ним относились красно-шерстые человекообезьяны, которые только изредка вставали на две задние конечности, а также красно- и синелицые чело-векозвери. Настоящего языка у них не было. Общение происходило посредством рева и других примитивных звуков.

До конца эпохи третьей расы на Земле продолжалась вечная весна, но теперь произошли изменения. Появились времена года, и человечество столкнулось с проблемой холода. Понадобились одежда и жилища. Люди при помощи своих божественных создателей начали строить города. «Божественные короли спустились с небес и научили людей наукам и искусствам, потому что человек больше не мог жить как раньше на земле предков, покрывшейся белым льдом».

Именно на этой обледеневшей «земле предков» возникло первое царство Туле. Оккультные источники утверждают, что по крайней мере часть этого гигантского континента пережила все геологические катастрофы, происшедшие в истории Земли, и переживет любые катаклизмы до скончания века. «Полярная звезда глядит своим всевидящим оком на эту землю» - Туле располагалось в Арктике. Оно включало в себя Гиперборею, родину второй расы, сместившуюся позднее на юго-восток и известную ныне как Северная Азия. Превращение цветущей зеленой земли в ледяной панцирь и последовавший подъем воды уничтожил большую часть второй расы.

Представители третьей расы, хотя и не мыслили в нашем нынешнем понимании, тем не менее обладали особым спиритическим чутьем. Эта способность была сконцентрирована в «третьем глазе». С началом четвертой расы спиритическое чутье стало гаснуть. Уже в разгар эволюции этой расы третий глаз пробуждался только под воздействием искусственных стимуляторов. Расподцгавшийся некогда в центре лба, он постепенно, со сменой поколений, погружался в глубь головы. Хотя и открывался иногда в состоянии транса или во время видений. В конце концов третий глаз полностью дегенерировал, оставив свой след лишь в виде маленькой железы, лежащей в глубине мозга.

Когда родной континент стал непригодным для жизни, наши предки переселились на Лемурию, располагавшуюся на месте нынешних Индийского океана и Австралии и включавшую в себя часть Африки, Цейлон и Суматру. Затем они облюбовали Атлантиду - самый известный из исчезнувших континентов. Огромные лемурийские города были построены из камня и вулканической лавы. Они были велики не только по территории, но и по размерам отдельных строений. Человек, хотя и уменьшившийся в размерах, по-прежнему был великаном и оставался таковым на протяжении всего «атлантического» периода.

Периоды эволюционного развития и географического распространения плавно переходили один в другой. На фоне грандиозных геологических катастроф развивались и погибали субрасы. Гигантские катаклизмы уносили миллионы жизней. В конце своей цивилизации вожди Лемурии были вынуждены искать убежища на острове Шамбала. Представители дегенеративной ветви лемурян влачили примитивное существование лесных охотников и пещерных людей. Тем не менее именно от них произошла золотокожая четвертая раса, представители которой жили на Атлантиде. Сама Лемурия была вскоре разорвана вулканическим извержением. То, что некогда было одним невероятных размеров континентом, раскололось на несколько огромных, которые с течением времени тоже исчезли с лица земли. Отсталая лемурийская ветвь, хотя и в небольшом, к тому же уменьшающемся количестве, по-прежнему существует. Это первобытные аборигены Австралии.

В древние времена Атлантида тоже была частью Лемурии. Ее гигантские обитатели, прекрасные золотокожие представители четвертой расы, стали, согласно эзотерическим сказаниям, «черными от грехов своих». Однако не все - немногие носители духовной мудрости по-прежнему обладали «третьим глазом» и смогли предсказать наводнение, уничтожившее Атлантиду на заре пятой расы, и спастись от катастрофы.

Пятая раса - это то человечество, которое мы знаем. Она начала распространяться по молодому Европейскому континенту задолго до того, как 850 тысяч лет назад Атлантида погрузилась под воду, оставив от себя только остров, впоследствии описанный Платоном.

В основе такого эзотерического.понимания мироздания и его истории лежит незыблемость его иерархического строения, где высшее начало неизменно руководит низшим, а простые формы жизни получают помощь от более сложных и утонченных. Только с помощью носителей знаний древних цивилизаций пятая раса путем самосовершенствования сможет вернуться к золотому веку человечества, продолжавшемуся на земле около 144 тысяч лет. И такая попытка уже осуществлялась 9 тысяч лет тому назад (эта эпоха известна в легендах как поход Рамы) в границах современного Афганистана, Тибета и Индии. В этом районе и расположена таинственная Шамбала - духовный центр планеты, надежно скрытый от вторжения непосвященных. Это точка, где осуществляется соединение Земли с космосом, где земной мир соприкасается с высшим сознанием. Именно в Шамбале находятся носители эзотерической мудрости - учителя, Махатмы, знания которых могут дать человеку полную власть над миром…

Традиция северного буддизма содержит пророчество о том, что эта религия переместится на Запад и станет религией розоволицых людей. В 1920-е годы монгольские ламы утверждали, что время для похода на Запад уже пришло. Любопытно, что в 1926 году, возвращаясь через СССР из своей первой гималайской экспедиции, организованной ИНО ОПТУ и Нарком-инделом, Николай Рерих оформил официальные документы как специальный представитель махатм и передал от них письмо советскому правительству, всецело одобрявшее действия большевиков.

Встретившись с посланцами древней цивилизации во время приезда в Советскую Россию тибетской делегации еще в 1918 году, Барченко также уже был готов к сотрудничеству с большевиками. «Из совещаний с Нага Навеном, наместником далай-ламы в Западном Тибете, я получил санкцию на сообщение большевикам моих научных изысканий в области „древних наук“ через специально созданную группу коммунистов и на установление контактов советского правительства с Шамбалой».

Как нам уже известно, в 1924 году Блюмкин представил Барченко начальнику Спецотдела Г. И. Бокию. В частной беседе с ним Александр Васильевич рассказал об учении, в котором сконцентрирована суть древних наук, и указал на желательность контактов с Шамбалой.

В этом же году Барченко в присутствии Бокия, И. М. Москвина, заведующего орграспредом ЦК, и Б. С. Стомонякова, заместителя наркома внешней торговли СССР, сделал доклад о Шамбале, и на этом собрании было принято решение о создании «Единого трудового братства» с целью «объединения человечества на основах, во всем совпадающих с основами коммунизма, за исключением отношения к религии, то есть объединения его на идеях чистого коллективизма и уважения к религии…»

Со слов Бокия, их организация имела «писаный устав - программу - называвшийся требниками братства. Основными положениями этого требника являлось отрицание классовой борьбы в обществе, соблюдение социальной иерархии и уважение религиозных культов».

В предреволюционный и революционный периоды Глеб Бокий входил в руководящее ядро большевистской партии. Пользуясь немалым партийным авторитетом, он мог войти в состав высшего политического руководства страны. Что заставило его отойти от тех идеалов, за которые он столь яростно боролся более 25 лет?

Скромный, тактичный, высокоэрудированный человек, он был далек от таких человеческих пороков, как карьеризм и угодничество. Честный и бескомпромиссный, Бокий верил в справедливость, в любой ситуации сохраняя невозмутимость и хладнокровие. На первое место он всегда ставил интересы дела. Не случайно именно Г. И. Бокию и его Спецотделу поручили расследовать факты хищения в Коминтерне, Рабкрине.

Известна его принципиальная, независимая позиция во время расследования хищений в Гохране, когда даже попытки давления на следствие со стороны старых партийцев - родственников подследственного Я. С. Шелехеса, а также Томского, Бухарина, Крупской, самого Ленина - не заставили его отступиться от своей позиции. В письме Ленину он писал:

"Вами поручено мне ведение следствия по делу Гохрана, о ходе какового следствия я Вас еженедельно ставлю в известность. Среди арестованных по сему делу имеется оценщик Гохрана гр-н Шелехес Яков Савельевич (родной брат т. Исаева-Шелехеса), за которого хлопочут разные «высокопоставленные лица», вплоть до Вас, Владимир Ильич. Эти бесконечные хлопоты ежедневно со всех сторон отрывают от дела и не могут не отражаться на ходе следствия.

Уделяя достаточно внимания настоящему делу, я убедительно прошу Вас, Владимир Ильич, разрешить мне не обращать никакого внимания на всякие ходатайства и давления по делу о Гохране, от кого бы они ни исходили, или прошу распорядиться о передаче всего дела кому-либо другому".

Ленин был взбешен, требовал наказать Бокия, но тот успешно довел дело до конца: Шелехес и другие преступники были осуждены и расстреляны.

Уже к концу 20-х годов Г. И. Бокий не ходил ни на одно партийное собрание. Сталина он презирал и не скрывал этого, однажды сказав тому в глаза: «Не ты меня назначал, не тебе меня и снимать». Бокия пытались убрать с поста начальника Спецотдела уже в начале 30-х годов, но он устоял - сыграл роль партийный авторитет.

Вспоминая о Бокии, Лев Разгон писал: «Никогда не вел аскетический образ жизни. Но зато имел свои „странности“. Никогда никому не пожимал руки, отказывался от всех привилегий своего положения: дачи, курортов и пр. Вместе с группой своих сотрудников арендовал дачу под Москвой в Кучино и на лето снимал у какого-то турка деревенский дом в Махинджаури под Батумом. Жил с женой и старшей дочерью в крошечной трехкомнатной квартире, родные и знакомые даже не могли подумать о том, чтобы воспользоваться для своих надобностей его казенной машиной. Зимой и летом ходил в плаще и мятой фуражке, и даже в дождь и снег на его открытом „паккарде“ никогда не натягивался верх».

Глеб Иванович был женат, хотя впоследствии развелся. Его бывшая жена Софья Александровна Бокий была личностью не только интересной, но и в определенном смысле замечательной. Биография ее необычна. Отец Софьи Александровны носил фамилию Доллер. Француз, родившийся в России, он был квалифицированным рабочим на одном из Виленских заводов.

Француз повел себя совсем как русский. Стал не то земле-вольцем, не то народовольцем, был арестован, отсидел свое в тюрьме и на каторге, остался в Якутии на поселении и там встретился с народоволкой Шехтер. (О них писали Короленко, Феликс Кон и другие писатели-историки.)

Доллер и Шехтер были совершенно разными людьми. Доллер, как и положено французу, имел веселый, шумный, беззаботный характер. Шехтер всегда и везде оставалась «железной фанатичкой», которая, по свидетельству знавших ее, «сидела больше и тяжелее других, ибо она не признавала власти царского правительства, не присягала новому царю, отказывалась признавать де-юре любое приказание начальства». Однако в ссылке эти совершенно непохожие по характеру люди поженились, очевидно найдя в другом то, чего недоставало в себе.

Софья Александровна была их единственным ребенком. Вскоре после ее рождения Доллер утонул, купаясь в стремительной и порожистой сибирской реке, а молодая ссыльная народоволка Шехтер осталась с маленьким ребенком, который и сопровождал ее во всех последующих тюрьмах и ссылках.

Во время одной из таких ссылок Софья Доллер - к тому времени уже достаточно повзрослевшая, успевшая и в европейской части России побывать, и даже учившаяся на каких-то женских курсах - познакомилась с ссыльным большевиком Глебом Ивановичем Бокием. Они поженились, будучи столь же разными, сколь и ее родители.

Историк Лев Разгон, имевший в свое время непосредственное отношение к этой семье, вспоминал, что Софья Александровна была полной, небольшого роста дамой, очень подвижной, веселой, необычайно энергичной. Она была единоличной хозяйкой дома, который вела - несмотря на свое каторжно-ссыльное происхождение - с размахом и вкусом светской дамы начала столетия. Кроме кухарки и домработницы в квартире всегда обитали какие-то дальние родственницы или «компаньонки» - словом, много людей, которые обслуживали шумный дом.

Глеб Иванович и Софья Александровна развелись в начале 20-х годов. Наверное, Бокию, который после убийства Урицкого стал Председателем Петроградской ЧК, а затем членом коллегии ВЧК и ОГПУ, было непросто с такой тещей, как Шехтер, и с такой женой, как Софья Александровна. Как и все прочие народовольцы, Шехтер стала эсеркой - по мнению Л. Разгона, если и не очень активной, то уж во всяком случае абсолютно непреклонной.

Софья Александровна в молодости тоже была эсеркой. В партию большевиков она вступила весной 1917 года, но, как вспоминает Л. Разгон, «и такому неопытному человеку, как я, было заметно.что „большевистским духом“ от нее не пахло». Даже на процессе по делу правых эсеров 1922 года Шехтер и Софья Александровна упоминались как субъекты, от которых эсеры-боевики стремились получить довольно-таки комичные сведения: их интересовал адрес Глеба Ивановича Бокия.

Однажды в белоэмигрантском парижском журнале «Иллюстрированная Россия» Л.Разгон наткнулся на рассказ жены одного из великих князей о том, как она спасла своего мужа от расстрела во время «красного террора» осенью 1918 года. Мужа ее вместе с другими великими князьями держали в тюрьме, и участь его была предопределена: царская семья и другие члены императорского дома были уже расстреляны. Кто-то подсказал великокняжеской жене, что у Бокия жена, дескать, добрый человек. Она разыскала квартиру, где жил грозный Председатель ЧК, пришла туда и, когда ей открыла дверь молодая и привлекательная женщина, стала рыдать и взывать… Софья Александровна ответила, что воздействовать на мужа она не может, всякие ее просьбы могут лишь приблизить роковой конец. Но есть человек, которому Бокий обязан жизнью, - доктор Манухин. "О личности этого человека я потом довольно много читал, это был человек замечательный, но сейчас речь не онем.

Княгиня просила об одном: перевести ее мужа, как больного, из тюрьмы в больницу. (Единственно из которой и можно было организовать его побег.) Софья Александровна рассказала своей посетительнице, что Глеб Иванович попал в тюрьму, тяжело болея туберкулезом. В тюрьме болезнь разыгралась, и Бокий был почти обречен. Но Софья Александровна обратилась к Манухину, и тот, имевший какие-то чрезвычайно сильные связи, добился перевода арестанта в свою больницу. И вылечил его - навсегда! - от чахотки. Поэтому единственный, считала Софья Александровна, кто может воздействовать на Бокия, - Манухин. Дальше все произошло, как в банальном святочном рассказе. Манухин потребовал, чтобы Председатель ЧК перевел его пациента из тюрьмы в больницу. «Для меня все пациенты - равны. Я лечил вас - большевика, я буду лечить другого пациента - великого князя. И если вы - порядочный человек - обязаны перевести князя в мою больницу», - так сказал Манухин Бокию. И Глеб Иванович перевел великого князя в больницу, и там ему быстро организовали бегство за границу".

Еще работая в ПЧК, Бокий пользовался репутацией неподкупного человека. Когда жена банкира 3. П. Жданова, оказавшегося в числе заложников, предприняла попытку освободить мужа, ей пообещали помочь за крупную взятку. Вскоре, однако, посредники от своего обещания отказались, выяснив, что положительное решение вопроса зависит от Бокия.

Г. И. Бокия и И. М. Москвина связывала крепкая многолетняя дружба. Бокий бывал в доме у Москвиных часто и запросто. Вот как пишет об этом Л. Разгон:

"Почти каждую неделю приезжал один или с женой Глеб Иванович. Вот это был человек совершенно другого сорта, нежели Иван Михайлович.

Глеб Иванович не принимал участия в застольном шумстве, но с удовольствием прислушивался к нему и никого не стеснял. Сидел, пил вино или что-либо покрепче и курил одну за другой сигареты, которые он тут же скручивал из какого-то ароматного табака и желтой турецкой бумаги. Глеб Иванович был человеком, совершенно непохожим на «старболов»… Его суждения о людях были категоричны и основывались на каких-то деталях, для него решающих.

Литвинов, - говорил он, - Литвинов - человек, с которым нельзя иметь дело и которому нельзя верить. Представьте, в двадцать втором году я ему сказал, что у него плохо охраняется комната, где находится сейф с секретными документами, и что кончится тем, что их у него свистнут… Литвинов расхохотался, и тогда я предложил ему пари на бутылку французского коньяка, что я у него документы из сейфа выкраду. Ударили по рукам. После этого он делает то, что уже было непорядочным: поставил у дверей комнаты, которая раньше не охранялась, часового. Ну, все равно конечно: мои люди залезли в комнату, вскрыли сейф и забрали документы. Я посылаю эти документы Литвинову и пишу ему, чтобы прислал проигранный коньяк. И представьте себе: на другой день мне звонит Ленин и говорит, что к нему поступила жалоба Литвинова, что я взломал его сейф и выкрал секретные материалы… Можно ли после этого верить подобному человеку?..

Но при всех некоторых странностях Глеба Ивановича было в нем какое-то обаяние. Больше всего это ощущали, конечно, женщины. Даже такие железные женщины, как Елена Дмитриевна Стасова и Екатерина Ивановна Калинина, говорили мне, что не встречали мужчин более обаятельных, нежели Глеб Иванович. Впрочем, Бокий умел обаять не только женщин, но и мужчин. Смешно, что одним из таких был не кто иной, как Федор Иванович Шаляпин".

Действительно, при всех странностях Г. И. Бокия было в нем и человеческое обаяние. Он был не только знаком, но и дружен с Шаляпиным. Артист вспоминал потом об их встрече: «Голос у него был приятный, мягкий; в движениях всей фигуры было нечто добродушно-доверчивое. Я сразу понял, что мой посетитель туберкулезник. Он назвал себя. Это был Бокий, известный начальник Петроградской Чека, о которой не слышал ничего, что вязалось бы с внешностью и манерами этого человека. Но совсем откровенно должен сказать, что Бокий оставил во мне прекрасное впечатление, особенно подчеркнутое отеческой его лаской к девочке». Дома у Бокия была большая коллекция граммофонных пластинок певца, и ему привозили из-за границы все новые записи Шаляпина…

Ф. И. Шаляпин написал книгу воспоминаний «Маска и душа». У нас была опубликована только первая ее часть, излагающая артистическое кредо Шаляпина. Вторая же часть содержит воспоминания артиста о своей жизни при Советской власти, и там он честит эту власть, а также все большевистское руководство всеми словами, какие только возможны в печати. Среди других он пишет и о Москвине и Бокии. Москвина, которого он называет «петроградский губернатор Москвин», Шаляпин обзывает самыми ругательными словами за то, что тот запретил вывешивать какую-то афишу о его концерте. А вот о чекисте Бокии Шаляпин пишет много, и так, что можно только диву даваться, как мог такое Шаляпин написать!

Шаляпин вспоминал, как однажды после концерта ему передали вместе с букетом цветов огромную корзину коллекционных драгоценных вин. «А вслед за этим за кулисы пришел человек, сделавший такой удивительный подарок, - скромный, тихий и обаятельный, он вел за руку маленькую девочку… Это был Председатель Петроградской ЧК - Глеб Иванович Бокий. И хотя, - продолжал Шаляпин, - о нем ходили и ходят легенды как о кровавом садисте, - я утверждаю, что это - ложь, что Глеб Бокий один из самых милых и обаятельных людей, которых я встречал… И я дружил с ним и рад, что у меня в жизни была такая дружба…»

Л. Разгон имел возможность сверить мемуары с действительностью. Как-то он спросил у Бокия, насколько этот рассказ соответствует истине? Глеб Иванович усмехнулся и ответил: «Ну, было не совсем так. По Питеру шаталась группка матросов в поисках, чего бы выпить… Ну, кому-то из них пришла в голову трезвая мысль, что у Шаляпина обязательно должна быть выпивка. Адрес Шаляпина был известен, они завалились на квартиру Шаляпина, заявили, что они агенты ЧК и ищут оружие, обшарили квартиру, нашли, конечно, немалое количество нужных им бутылочек, забрали и с торжеством ушли. Шаляпин поднял по этому поводу страшный крик. И я, для успокоения Федора Ивановича, приказал собрать для него корзину вина из дворцовых запасов и отослать ему за кулисы. И для проверки этого зашел к нему. Ну, и познакомиться захотелось - очень я люблю этого артиста. А потом, действительно, - подружились…»

Да, «Единое трудовое братство» не ставило перед собой политических целей, но его члены, пройдя через чистилище революции, «красного террора», гражданской войны, политическое тщеславие прежних друзей и кумиров, приблизились в той черте, когда встал вопрос о переоценке идеалов, а также способах их достижения.

Сколь глубоко вера в мистическое проникла в сознание Бо-кия? При обыске у него на квартире изъяли коллекцию засушенных фаллосов. Очевидно, он верил в их таинственную силу…

7 июня 1937 года Глеба Ивановича вызвал к себе нарком внутренних дел и генеральный комиссар государственной безопасности Ежов. Из кабинета Ежова Глеб Иванович не вернулся.

На допросе Г. И. Бокий сказал: «В период встреч с Барченко я занимался познанием абсолютной истины (абсолютного познания добра и зла)». Но парадокс ситуации заключался в том, что поиск путей постижения высших идеалов происходил в стенах учреждения, проводившего политику геноцида в отношении собственного народа.

По свидетельству Л. Э. Разгона, который изучал следственно-судебное дело Глеба Ивановича Бокия, там не оказалось никаких секретов:

"Все эти грифы «сов. секретно» и пр. - ничего не стоят. Из этих дел ничего нельзя узнать. Правда, они дают то, что называется «толчком к размышлению». Известно, что опытный палеонтолог может представить себе скелет динозавра или другого такого же вымершего зверя по одной кости… Не могу себя причислить к подобным исследователям. Во всяком случае, я многое узнал. И даже то, что я не узнал, - тоже стало знанием.

Самое главное в этих делах не то, что там есть, а то, чего там нет. Постановление об аресте Бокия и Москвина подписано каким-то заместителем Ежова, комиссаром государственной безопасности 2-го ранга Л. Н. Вельским. Какой-то ранее никому не известный субъект из окружения Ежова и посаженный им в свои заместители. Но не он же принимает решение об арестах людей такого ранга, как Бокий, Москвин и им подобные? Значит, это где-то обсуждалось, и глаза того, чьи «толстые пальцы, как черви, жирны», медленно проходились по списку, где были и эти хорошо знакомые ему фамилии. Впрочем, все фамилии в этих списках были ему знакомы. Значит, есть где-то эти списки, есть пометки, а может быть, и резолюции, но они не здесь, не в этих делах, а в других, и хранятся они так же тщательно, как смерть Кащея… И там же хранятся и другие маленькие или большие, рукописные или же печатные бумажки с набросками сценария или же полным сценарием того, за какое ребро подвешивать очередную жертву.

Итак, 7 июня 1937 года Бокий был вызван к Ежову и оттуда уже не вернулся. Обыск в его кабинете производился в присутствии самого Ежова. Обыскивали, естественно, и дома. А постановление и ордер на арест не от 7 июня, а от 16-го. И в этом постановлении замнаркома Л. Н. Вельский утверждает - уже как доказанное, - что Бокий состоял членом контрреволюционной масонской организации «Единое трудовое братство», занимавшейся шпионажем в пользу Англии. Кроме того, Бокий является руководителем антисоветского спиритического кружка, устраивавшего тайные сеансы, на которых «предсказывалось будущее».

А после постановления идет так называемое «следственное дело», состоящее всего-навсего из двух протоколов допросов.

На первом из них обвиняемый признается, что он стал масоном еще в 1909 году, вступив в ложу, где членами ордена были и академик Ольденбург, и художник Рерих (который везде именуется «английский шпион Рерих»), скульптор Мер-куров… Ложа продолжала активно существовать, от нее ответвилось «Великое братство Азии», где уже начинается нечто из романов Луи Буссенара: таинственная секта исмаилитов, их легендарный и зловещий глава Ага-хан, бродячие дервиши - шпионы… Значит, потребовалась всего какая-то неделя, чтобы Глеб Иванович без колебаний своим твердым и четким по,-черком подписал эту гимназическую галиматью… Что же происходило за эту неделю? Если судить по «делу», то вовсе ничего.

Дело всей семьи Бокия, Москвина и Софьи Александровны Москвиной-Бокий вел обычный следственный тандем: руководящий работник, редко пачкающий свои белые руки о физиономии арестованных, и опытный палач с мелким чином лейтенанта. У Вельского таким палачом-костоломом был Али Кутебаров, 1902 года рождения, казах. Конечно, он никогда в жизни не читал приключенческих романов, на которых, очевидно, выросла такая крупная интеллектуальная величина, как комиссар государственной безопасности 2-го ранга Вельский, и выбивал из подследственного роман, который ему диктовал руководитель следствия.

Но, очевидно, экзотическая масонско-исмаилитская версия не устраивала главных режиссеров всех этих кровавых игрищ. Не сомневаюсь, что главным из них был сам, для которого они были главным культурным развлечением. Бокий им был нужен для более существенных дел, нежели то, что придумал недоучившийся гимназист Вельский.

В очень для меня лестной статье «Масон, зять масона» («Литературная газета», № 52 за 1990 г.) такой авторитетнейший публицист-исследователь, как Аркадий Ваксберг, написал, что Глеб Бокий командовал «не только соловецкими лагерями „особого назначения“, но и всеми другими концлагерями, не „особыми“ и не „специальными“». На этот раз Аркадий Ваксберг допустил ошибку. Глеб Бокий не имел за всю свою многолетнюю работу в ОГПУ - НКВД никакого отношения к ГУЛАГу и к любым другим лагерям. Его имя оказалось связанным со знаменитым Соловецким лагерем не только благодаря названию парохода, курсировавшего между Кемью и Соловками, но и благодаря тому, что он был автором идеи создания концентрационного лагеря и первым его куратором. Глеб Иванович Бокий принадлежал, конечно, к совершенно другой генерации чекистов, нежели Ягода, Паукер, Молчанов, Гай и другие (имена же их тебе, Господи, ведомы). Это был человек, происходивший из старинной интеллигентной семьи, хорошего воспитания, большой любитель и знаток музыки. Пишу это вовсе не для того, чтобы прибавить хоть малость беленькой краски к образу Глеба Бокия. Ни образование, ни происхождение, ни даже профессия нисколько не мешали чекистам быть обмазанными невинной кровью с головы до ног. Менжинский, как известно, был образованнейшим полиглотом и знатоком античной литературы, а по профессии - исследователем истории балета… Глеб Иванович Бокий был одним из руководителей Октябрьского переворота, после убийства Урицкого стал Председателем Петроградской ЧК и в течение нескольких месяцев, до того как Зиновьев вышиб его из Петрограда, руководил «красным террором», официально объявленным после покушения на Ленина. А во время гражданской войны, с 1919 года, был начальником Особого отдела Восточного фронта, а затем и Туркестанского. Как нет надобности объяснять характер этой деятельности, так и невозможно подсчитать количество невинных жертв на его совести.

Как мне кажется, идея создания на Соловках концентрационного лагеря для интеллигенции имела то же происхождение, что и массированная отправка за границу всего цвета русской философской мысли. Тех - за границу, а которые «пониже», не так известны, не занимаются пока политической борьбой, но вполне к этому способны - изолировать от всей страны. Именно - изолировать. Ибо в этом лагере не должно быть и следа не только каторжных, но и каких-либо других работ для высланных. И первые годы Соловков были совершенно своеобразными, о них сохранилось много воспоминаний, в том числе и Дмитрия Сергеевича Лихачева. Запертые на острове люди могли жить совершенно свободно, жениться, разводиться, писать стихи или романы, переписываться с кем угодно, получать в любом количестве любую литературу и даже издавать собственный литературный журнал, который свободно продавался на материке в киосках «Союзпечати». Единственное, что им запрещалось делать, - заниматься какой-либо физической работой, даже снег чистить. Но ведь снег-то надобно было чистить! И дрова заготавливать, и обслуживать такую странную, но большую тюрьму. И для этой цели стали привозить на Соловки урок - обыкновенных блатных. А командирами над ними ставили людей, которые числились заключенными, но были по биографии и характеру подходящими для этого. Легко понять, что ими оказались не доктора философии и молодые историки, а люди, побывавшие на командирских должностях в белой или же Красной Армии. Знаменитый палач Со-ловков начальник лагеря Курилко был в прошлом белым офицером, хотя и числился одним из «изолированных» на острове. И постепенно стал превращаться идиотски задуманный идиллический лагерный рай в самый обычный, а потом уже и в необычный лагерный ад. Бокий в последний раз был на Соловках в 1929 году вместе с Максимом Горьким, когда для того, чтобы сманить Горького в Россию, ему устроили такой грандиозный балет-шоу, по сравнению с которым знаменитые мероприятия Потемкина во время путешествия Екатерины кажутся наивной детской игрой.

А сам Бокий с 1921 года и до самого своего конца был создателем и руководителем отдела, который даже не был отделом ОГПУ, а официально считался «при»… Насколько я себе представляю, он скорее был похож на то, что в США называется Агентством национальной безопасности. И занималось оно тем, что охраняло тайны своего государства и охотилось за тайнами других. И сам отдел, и его руководитель были, пожалуй, самыми закрытыми во всей сложной и огромной разведывательно-полицейской машине. Один из первых перебежчиков, бывший торгпред в Париже Беседовский, который прирабатывал еще и сочинением романов, написал о Бокий аж целый роман. Он назывался «Охотники за шифрами». Хотя я целых два года сам работал в этом «при», о функциях отдела Бокия я был информирован весьма скупо. Но знаю точно, что в этом отделе никого и никогда не арестовывали и не допрашивали. Наверное, это делали в других, более для этого специализированных отделах. Первого арестованного в моей жизни я увидел 18 апреля 1938 года во внутренней тюрьме.

Все это я пишу не для оправдания или же наведения некоторой бледности на образ моего бывшего тестя. Но Бокий из всех возможных и невозможных по своим обязанностям фигур вокруг сосредоточия власти был самым информированным, самым знающим, от него не могла укрыться никакая тайна. И предъявлять такому человеку полушкольное сочинение о масонах и исмаилитах было более чем глупо. И поэтому были получены от Главного режиссера другие указания. Вот почему в деле появился еще один протокол - уже не от 16 июня, а от 15 августа. И допрос тут вел не высокий интеллектуал Вельский, а его полуграмотный помогайло-костолом Али Кутебаров.

Ну вот здесь и были установлены преступления, далеко отстоящие от любительского масонства. Бокий признавался, что он всегда был троцкистом и после высылки Троцкого поддерживал с ним постоянную и тесную связь. Пока Троцкий был в Европе, то непрерывно переписывался с Бокием через своих эмиссаров, а когда очутился в Мексике, то Бокий у себя на даче установил для связи с Троцким специальную радиостанцию. А так как расстояние между радиостанциями Троцкого и Бо-кия было большим, то договорились с немецко-фашистской разведкой, что послания заговорщиков будут приниматься и передаваться через их специальную радиостанцию. Ну, естественно, что главной целью этих переговоров была организация убийства Сталина. Это проще всего было осуществить, взорвав к чертовой матери весь Кремль. В отделе Бокия был человек, который носился с идеей производства взрыва на расстоянии невидимыми лучами, - Женя Гопиус. И вот он и должен был осуществить эту историю. Правда, для этого нужно было завезти в Кремль подходящее количество взрывчатки, но такие детали уже не интересовали авторов этого школьного сочинения. И вот этот второй протокол, как и первый, Бокий, как и положено, на каждой странице подписал своим четким и неколеблющимся почерком.

Теперь всего было достаточно, но такая эстрада не годилась даже для десятиминутного суда, проводимого Ульрйхом. Поэтому в постановлении «Об окончании следствия», подписанном 15 ноября 1937 года Вельским и соответственно утвержденном, все эти масонско-троцкистские преступления даже не передавались суду, а подлежали решению «Особой тройки НКВД». И в тот же день - 15 ноября эта тройка «приговаривает» Глеба Ивановича Бокия к расстрелу и в тот же день его убивают".

Суд признал киллера не подлежащим перевоспитанию
Верховный суд России оставил без изменений приговор Мосгорсуда в отношении Вадима Герасимова и Дмитрия Орлова. Герасимов признан виновным в незаконном ношении оружия и убийстве президента ТОО "Торгово-промышленная группа "БСГ"" Глеба Бокия и его охранников Валентина Коростошевского и Павла Баранова, совершенном по заказу неустановленных следствием лиц. Орлов — в пособничестве при совершении этих преступлений. Мосгорсуд приговорил Герасимова к смертной казни, а Орлова к девяти годам лишения свободы.

Смерть у ворот библиотеки
1 апреля 1994 года около 11 часов утра 24-летний президент БСГ Бокий в сопровождении 30-летних охранников Коростошевского и Баранова направлялся на работу. Когда черный Cadillac Fleetwood стал въезжать во двор библиотеки им. Пушкина (Спартаковская улица, 9), по соседству с которой расположен офис БСГ, справа от него неожиданно появился крепкий молодой человек в темной куртке из плащевки и в черной вязаной шапочке. Выхватив пистолет, он четыре раза выстрелил в стекло задней двери автомобиля. Водитель, выводя машину из-под огня, увеличил скорость, однако преступник бросился вслед за ней и выстрелил еще дважды. Тогда водитель стал сдавать назад, пытаясь сбить нападавшего. Это ему не удалось, а киллер, выхватив гранату, метнул ее в машину и, когда прозвучал взрыв, бросился бежать.
В погоню за преступником пустились случайно оказавшиеся поблизости милиционеры. Молодой человек дворами выбежал к дому 31/7 по Ново-Рязанской улице и ничком бросился на заднее сиденье стоявшего там бежевого ВАЗ-21063. Тронуться с места водитель машины не смог. Подоспевшие милиционеры скрутили и его самого, и его пассажира. Последний при задержании получил пулю в правое предплечье. Под резиновым ковриком в салоне "шестерки" милиционеры нашли пистолет ТТ с пустым магазином и отведенной в крайнее заднее положение затворной рамой (с места происшествия были изъяты три пули и шесть гильз от этого пистолета, а также осколки гранаты РГ-42). Как выяснилось, нападение на Бокия совершил 18-летний безработный Герасимов, лицо без гражданства, житель Риги. В "Жигулях" его поджидал 24-летний Орлов, наладчик оргтехники кооператива "Старт" из подмосковного города Железнодорожный.
От полученных огнестрельных и осколочных ранений Бокий скончался на месте. Коростошевский и Баранов спустя несколько дней умерли в больнице. Водитель отделался контузией.

Незнакомые подельники
Следствие по делу вела Басманная прокуратура Москвы. Она санкционировала арест Герасимова, а Орлова почему-то отпустила под подписку о невыезде.
В ходе следствия ни один из обвиняемых не признал своей вины. Герасимов показал, что 31 марта прилетел в Москву из Луганска, собираясь затем отправиться в Ригу. Однако денег на билет на поезд у него не хватило, он переночевал на Рижском вокзале, а с утра поехал кататься по городу на троллейбусе. На одной из остановок он сошел и пошел по улице, названия которой не знает, так как практически не знает Москвы. Внезапно за его спиной раздались выстрелы и взрыв. Он испугался, какими-то дворами выбежал на другую улицу, сел в первый попавшийся автомобиль и попросил водителя отвезти его на Рижский вокзал, но тут был задержан милиционерами. Они, вероятно, и подбросили пистолет в салон машины.
Орлов сначала показал, что автомобиль дал ему 30 марта его знакомый Сергей Стародубцев, шофером у которого он согласился работать. 1 апреля он по указанию Стародубцева прибыл на Комсомольскую площадь и посадил в машину двух незнакомых мужчин. Стародубцев говорил, что их нужно отвезти в указанное ими место, затем вернуться к Дому моды на проспекте Буденного и получить за работу 300 тыс. руб. В дороге Орлов слышал, как один пассажир говорил другому (как он узнал позже, Герасимову), что тот должен убить некоего бизнесмена. Потом "инструктор" покинул машину, приказав высадить Герасимова на Ново-Рязанской улице, дождаться его возвращения, и отвезти обратно на Комсомольскую площадь.
Затем Орлов изменил свои показания и заявил, что неизвестный мужчина лишь просил Герасимова вызвать из машины "коммерсанта худого телосложения" и спросить у него "насчет денег". По словам Орлова, о том, что у его пассажира есть оружие и он собирается совершить убийство, он не догадывался.

В поисках заказчика
Никакого Стародубцева следствие не нашло, зато выяснило, что "шестерка" находилась на балансе фирмы "Конверсагро" — ею пользовался исполнительный директор Виктор Мещанов. 2 апреля он был задержан. На допросе Мещанов показал, что был знаком с одним из учредителей БСГ Игорем Сухаревым, а через него и с Боким. У "Конверсагро" с БСГ был договор о совместной деятельности, планировались сделки со скандием. В 1993 году ТОО "БСГ" предоставляло "Конверсагро" помещение под офис, однако его пришлось освободить, поскольку Бокий потерял интерес к совместной деятельности.
Мещанов также показал, что с 1992 года был знаком с Валерием Годуном, о котором ему известно, что "ранее он являлся членом преступной тульской группировки". 30 марта вместе с ним Мещанов уехал в Белгород по делам фирмы. Перед отъездом он отдал свои "Жигули" и ключи от них соседу по дому Александру Чеканникову. Присутствовавший при этом Годун сказал Чеканникову, что машина скоро понадобится Сухареву.
Сухарев был задержан на следующий день. К этому времени следователи успели допросить некоторых сотрудников БСГ. Из их показаний следовало, что в последнее время отношения между Боким и Сухаревым испортились. По данным президента фирмы, Сухарев, воспользовавшись его временным отсутствием, растратил на личные нужды $70 тыс., принадлежавших БСГ. Поэтому Бокий ограничил доступ Сухарева к документации БСГ и намеревался вывести его из числа учредителей фирмы.
Тем не менее сам Сухарев на допросе заявил, что никаких конфликтов между ним и Боким не происходило, а из состава учредителей ТОО он вышел сам, поскольку считал его бесперспективным. Сухарев не отрицал своего знакомства с Мещановым и Годуном. С последним у него сложились "товарищеские отношения". Годун был знаком и с Боким, однако никаких деловых контактов у них не было. Сухарев показал также, что никогда не просил машину Мещанова ни у него лично, ни через Годуна, который звонил ему 1 апреля и, узнав о смерти Бокия, был "ошарашен". Сухарев сообщил, что человека по фамилии Стародубцев он не знает.
Допросить Годуна и Чеканникова следствие не смогло: они исчезли. Отбыв по три дня в ИВС, Мещанов и Сухарев были освобождены с формулировкой "в связи с неподтверждением причастности к убийству". Дело в отношении организаторов преступления было выделено в отдельное производство.

Последние показания
На суде Герасимов отказался от своих прежних показаний. Теперь он заявил, что приехал в Москву и обратился к некоему знакомому с просьбой помочь деньгами на дорогу до Риги. Знакомый пообещал дать денег, но в свою очередь попросил Герасимова об услуге: тот должен был стать посредником в получении долга с некоего бизнесмена. Герасимов согласился и вместе со своим знакомым на Комсомольской площади сел в машину Орлова (с которым ранее не встречался). В машине знакомый объяснил ему, где, каким образом и у кого он должен получить долг. Но когда Герасимов пришел к указанному месту и дождался появления черной иномарки, тот же знакомый неожиданно появился рядом и открыл по автомобилю огонь из пистолета. Дальше все было так, как он рассказывал раньше.
Орлов подтвердил показания, данные им следствию в качестве обвиняемого. А показания о том, что он слышал, как неизвестный мужчина договаривался с Герасимовым об убийстве, по словам Орлова, были выбиты из него милиционерами.
Мосгорсуд не счел показания Герасимова и Орлова достоверными и вынес обоим обвинительный приговор. Герасимов был приговорен к расстрелу, его подельник — к 9 годам лишения свободы в ИТК общего режима. Орлов, впрочем, пока на свободе. 23 января 1995 года он не явился в суд на оглашение приговора. С тех пор его ищут.

ОТДЕЛ ПРЕСТУПНОСТИ

В ноябре 1937 года Особая тройка НКВД вынесла решение, на основании которого приговаривался к расстрелу один из основателей ВЧК, ветеран революционного движения в России Глеб Иванович Бокий. Кроме обычного для тех лет набора преступлений - шпионаж, антисоветская деятельность и т. д., - ему инкриминировалось создание спиритического кружка, общение с духами и предсказание будущего. Что же дало повод ортодоксальным коммунистам прибегнуть к атрибутике Средневековья?

Юный социалист - потомок аристократического рода

Будущий председатель Петербургской ЧК Глеб Бокий родился 21 июня 1879 года в Тифлисе, в семье учителя химии местной гимназии Ивана Дмитриевича Бокия - потомка древнейшего аристократического рода, упоминаемого ещё в документах времён Ивана Грозного. Несмотря на знатность происхождения, отец не располагал состоянием, доставшимся от предков, и лишь благодаря неустанному труду сумел дослужиться до чина действительного статского советника и перевезти семью в Петербург.

Окончив в 1896 году реальное училище, Глеб поступает в Петербургский Горный кадетский корпус - один из крупнейших вузов страны, выпускником которого годом ранее стал его старший брат Борис. Природная одарённость и сословные привилегии позволяли надеяться на блестящую карьеру в будущем, но судьбой ему был уготован совершенно иной путь - семнадцатилетний юноша увлекся модными среди студентов идеями социального переустройства мира и с головой ушёл в революционное движение.

Начало революционного пути

Уже на следующий год это увлечение приводит его в ряды подпольной организации «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Кроме того, он принимает активное участие в работе многих студенческих политических кружков. В смерти отца, причиной которой стало его отчаяние от крушения надежд на достойное будущее сына, Глеб, не задумываясь, обвинил существующий режим и тем утвердился в решении вести с ним борьбу.

Вступив в в ряды РСДРП и проходя практику на одной из шахт Криворожского общества, Глеб Бокий впервые оказывается за решёткой, привлечённый за участие в работе нелегальной группы «Рабочее знамя». С этого времени начинается нескончаемая череда его пребываний в различных местах заключения.

В руководстве Петербургской ЧК

Являясь активным участником революционных событий 1905 года, Глеб Бокий, биография которого неразрывно слилась с историей большевистского движения, в полной мере познал оборотную сторону революционной романтики. Двенадцать раз он пребывал под арестом, полтора года отсидел в одиночной камере и два отбыл в сибирской ссылке. Таким послужным списком мог похвастаться далеко не всякий его соратник. В 1917 году Глеб избирается секретарём Петроградского комитета РСДРП (б) и в дни октябрьского переворота принимает в нём активное участие.

Ещё до создания ВЧК, являясь членом Военно-революционного комитета, Глеб Бокий курировал вопросы борьбы с контрреволюцией и саботажем, поэтому вполне логичным оказалось его назначение заместителем Моисея Урицкого, возглавившего вновь созданную карательную структуру, оставившую в истории неизгладимо-мрачную память. Когда же в августе 1918 года тот был убит, Бокий некоторое время занимал его пост.

В тылу и на фронте

Убийство главы ЧК стало поводом для проведения массовых карательных операций, инициатором которых был председатель Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов Г. Е. Зиновьев, а непосредственным исполнителем - Глеб Бокий. По его приказу в те дни было расстреляно пятьсот двенадцать заложников, вся вина которых заключалась лишь в их социальном происхождении. Пьянящий вкус крови в сочетании с сознанием безнаказанности творимых преступлений превратили бывшего студента в чудовище, порождённое системой, жертвой которой он впоследствии и окажется.

Поскольку ещё продолжалась Гражданская война, и на фронте также было необходимо всевидящее око чрезвычайной комиссии, Бокий откомандировывается сначала в Белоруссию, а после её освобождения от немецких интервентов направляется на Восточный фронт, где возглавляет Особый отдел. В 1921 году он приезжает в Москву, где приступает к работе в органах ВЧК, а в период 1925-1926 годов находится на должности заместителя председателя ОГПУ. В годы перестройки были обнародованы многие документы, демонстрирующие масштабы совершавшихся в тот период, и вполне очевидно, что одним из виновников тех беззаконий является и Глеб Бокий, фото которого той поры приводится в статье.

Создание научно-технического отдела ВЧК

Однако его деятельность не ограничивалась лишь осуществлением карательных операций. С 1921 года он возглавил Спецотдел ВЧК. Глеб Бокий является создателем криптографического отдела, положившего начало целому ряду научно-технических служб, обеспечивавших работу этого ведомства. Кроме контроля за соблюдением секретности во всех областях, связанных с государственной тайной, отдел занимался перехватом и расшифровкой сообщений, посланных передающими устройствами посольств зарубежных государств.

Под руководством Бокия были разработаны технологии, ставшие на долгие годы основой шифров, использовавшихся спецслужбами Советского Союза. В 1936 году им была основана и ещё одна секретная лаборатория, занимавшаяся созданием ядов для спецопераций по устранению неугодных режиму лиц и получением психотропных средств, способных воздействовать на сознание подследственных.

Справедливость требует отметить, что, в отличие от многих представителей высшей номенклатуры, Глеб Бокий не был карьеристом и приспособленцем. Те, кому довелось с ним общаться, не раз подчёркивали, что он был одним из немногих, кто в интересах дела осмеливался перечить Ленину, а впоследствии и Сталину, которого открыто презирал. С конца двадцатых годов Бокий даже демонстративно игнорировал участие в партийных собраниях, видя в них пустую трату времени.

Под влиянием оккультной ереси

В ходе решения широкого спектра научно-технических проблем Спецотдел часто пользовался услугами исследовательских организаций, официально не имевших отношения к ОГПУ. Одной из них была лаборатория нейроэнергетики при Московском институте экспериментальной медицины. Личное знакомство Бокия с её руководителем профессором А. В. Барченко положило начало тому, что в своих будущих показаниях следствию он назовёт «отступлением от марксистско-ленинских позиций под влиянием мистических учений». Профессор, сыгравший роковую роль в жизни высокопоставленного функционера, был тайным руководителем масонской ложи «Древняя наука».

Барченко развил перед своим новым знакомым многообразные оккультные теории, которыми Бокий увлёкся так же, как в студенческие годы учением Маркса. Профессор сумел вовлечь в круг своих единомышленников и некоторых других руководителей ОГПУ. Всех подкупала декларируемая им возможность использования мистики и «тайных знаний» в целях построения коммунистического общества.

Отступники от прежних идеалов

Несмотря на то что решением IV конгресса Коминтерна, состоявшегося в 1922 году, коммунистам категорически запрещалось членство в масонских ложах, несколько чиновников во главе с Бокием впали в и даже организовали тайное общество «Единое трудовое братство». Его целью было построение бесклассового социума на принципах иерархии и уважения к религии. За исключением последнего пункта, это в целом соответствовало идеалам коммунизма.

Трудно сказать, что подвигло на это Глеба Ивановича и его товарищей, представителей высшего эшелона власти советской страны. Очевидно, пройдя через кошмар революции, Гражданской войны и они переосмыслили прежние идеалы, и в их сознании зародилось сомнение в незыблемости провозглашённых истин. Сыграло свою роль и высокомерие их прежних соратников по борьбе, занявших более высокие места на партийной лестнице.

Закономерный финал

Но недаром сталинские спецслужбы сравнивали с древнегреческим богом Кроном, пожиравшем собственных детей. В период «Большого террора» многие из сотрудников ОГПУ разделили участь своих безвинных жертв. Дошла очередь и до Глеба Бокия. Арестован он был 7 июня 1937 года. В тот день впавшего в мистику чекиста вызвал нарком внутренних дел Ежов. Через некоторое время из кабинета главы ОГПУ герой нашего повествования был выведен уже в наручниках.

На допросах Бокий пытался объяснить, что, не ставя перед собой политических целей, хотел лишь познать абсолютную истину. Насколько сильно захватили его сознание мистические учения, следователи смогли убедиться в ходе обыска, произведённого в доме арестованного. Там наряду с характерной для масонской философии литературой была обнаружена целая коллекция засушенных фаллосов. Они были приобщены к делу, но как с их помощью новоявленный мистик надеялся изменить мир - осталось неизвестным.

Приговор без суда

Однако для вынесения приговора одной философии и сушёных фаллосов было мало. Впрочем, технология получения признательных показаний была давно отработана в подвалах этого учреждения многими следователями, в том числе и самим нынешним арестантом. Как следует из документов, было доказано не только его участие в оккультных кружках антисоветского толка, но и шпионаж в пользу одной из иностранных держав.

Дальнейшая судьба подследственного была решена с той же лёгкостью, с какой и он сам в прежние годы распоряжался человеческими жизнями. Не сочли нужным даже устраивать судебное заседание. Особая тройка НКВД (как часто он сам входил в состав таких троек) приговорила Глеба Ивановича к расстрелу. Исполнение приговора последовало в тот же день. Как и многие его собственные жертвы, после смерти Сталина Бокий был реабилитирован.

Семья и потомки расстрелянного чекиста

Рассказ будет неполным, если не упомянуть о семье Глеба Ивановича. Известно, что он дважды состоял в браке. Со своей первой женой Софьей Александровной Доллер, происходившей из семьи революционеров-народников, Бокий прожил с 1905 по 1919 год. У них родились две дочери - Елена и Оксана, ставшая впоследствии женой историка и публициста Льва Разгона.

От второго брака с Добряковой Еленой Александровной на свет появилась дочь Алла, которую, по воспоминаниям современников, очень любил Глеб Бокий. Внук, рождённый от неё в 1960 году и названный в честь деда Глебом, был крупным российским бизнесменом, убитым в «лихие девяностые».

Образ Бокия в современном искусстве

В современном искусстве среди прочих деятелей прошлых лет нашёл достаточно широкое отражение и Глеб Бокий. Книга о его жизни была написана сразу после реабилитации. Это было первое подобное произведение. Её автором стала Маргарита Владимировна Ямщикова (литературный псевдоним - Александр Алтаев). «История Глеба Бокия» - так озаглавила она воспоминания о человеке, которого когда-то хорошо знала. Впоследствии появился ещё целый ряд посвящённых ему публикаций, а также он стал героем нескольких художественных кинолент. Не был обойдён вниманием прессы и внук Глеба Бокия, убийство которого в 1999 году освещалось в средствах массовой информации.