Почему «Дикая дивизия» стала гордостью русской армии. Дикая дивизия

Дикая дивизия состояла главным образом из добровольцев, ведь по закону Российской империи мусульманское население Кавказа и Средней Азии не подлежало призыву на военную службу. Но это не помешало ей стать одним из уникальнейших воинских подразделений в истории русского военного дела.

Михаил Александрович Романов. Фото: Commons.wikimedia.org

Недостатка в добровольцах не было. К примеру, всадниками Татарского конного полка, в котором проходили службу азербайджанцы, пожелали стать более 2 тысяч человек, хотя нужно было всего 400. Командиром Дикой дивизии высочайшим приказом в 1914 г. был назначен младший брат царя - генерал-майор великий князь Михаил Александрович . Горцы гордились тем, что ими командует брат царя, слывший к тому же великолепным всадником и кавалеристом.

К сентябрю 1914 г. формирование дивизии завершилось. В октябре она была доставлена эшелонами в Подольскую губернию, а после смотра в Петербурге отправлена на фронт. В то время страшные слухи будоражили Австро-Венгерскую империю, солдат в окопах и жителей прифронтовых городов. Из глубин Азии русские ведут какую-то неведомую силу - орду из всадников: у них за плечами чёрно-белые крылья, они едят младенцев и это по-настоящему страшные люди... Ничего подобного Европа ещё не видывала. Вскоре австрийцы и немцы назовут их «дьяволами в мохнатых шапках», а русский царь - «орлами Кавказа».

Почти все их современники отмечают: мусульмане, вступившие в Дикую дивизию, были прирождёнными воинами, прекрасно владели холодным оружием и поступали на службу со своими кинжалом и шашкой. О мужестве горцев и их боевом духе ходили легенды. Многие из них прошли не только суровую школу кавказской жизни, но и воевали на фронтах Русско-японской войны. Были среди всадников и седовласые ветераны Русско-турецкой войны 1877-1878 гг., которые пользовались особым уважением у офицеров и сородичей.

В состав Дикой дивизии входило три бригады из шести конных полков. 1-я состояла из Кабардинского конного (в нём служили кабардинцы и балкарцы) и 2-го Дагестанского полков. Во 2-й воевали Татарский конный (в нём служили азербайджанцы) и Чеченский конный полки. В 3-ю бригаду вошли Черкесский конный (здесь воевали карачаевцы, адыгейцы и абхазы) и Ингушский конный полки. 26 ноября 1914 г. «орлы Кавказа» через Львов начали проходное выдвижение в юго-западном направлении к городу Самбору. В тот день в столице Галиции, Львове, свидетелем шествия частей дивизии по его улицам стал граф Илья Львович Толсто-й , сын Льва Николаевича Толстого. Он как журналист и писатель приехал в этот город, освобождённый русскими войсками от австрийцев. О своих впечатлениях и чувствах, вызванных увиденным, Илья Львович расскажет в очерке «Алые башлыки»: «Первое моё знакомство с Кавказской туземной конной дивизией произошло в Львове, когда командир корпуса производил её смотр. Полки проходили один за одним, один красивее другого, и весь город в продолжение целого часа любовался и дивился невиданным дотоле зрелищем... Под скрипучий напев зурначей, наигрывающих на своих дудочках народные воинственные песни, мимо нас проходили нарядные, типичные всадники в красивых черкесках, в блестящем золотом и серебром оружии, в ярко-алых башлыках, на нервных, точёных лошадях, гибкие, смуглые, полные гордости и национального достоинства. Что ни лицо, то тип; что ни выражение - выражение своё, личное; что ни взгляд - мощь и отвага...»

В истории сохранилось много подвигов воинов Дикой дивизии. Например, переправа через Днестр чеченской полусотни, которая с ходу заняла плацдарм, захватив при этом в плен 250 а-встрийцев и венгров. Этот плацдарм позже сыграет важную роль в ходе знаменитого Брусиловского прорыва, а вся полусотня будет затем награждена императором Георгиевскими крестами.

Офицеры 2-й бригады дивизии, в центре — командир дивизии Великий князь Михаил Александрович и командир Чеченского конного полка А. С. Святополк-Мирский. Фото: Public Domain

Особенно ярко описывается современниками подвиг ингушского полка, атаковавшего знаменитую Железную дивизию Кайзера, которая наводила страх на войска англичан и французов. В этом сражении, состоявшемся 15 июля 1916 г., 3 тысячи немецких штыков, пулемёты и тяжёлая артиллерия противостояли 500 саблям кавказских горцев. Но, несмотря на такое превосходство противника, ингуши бросились в лобовую атаку, и через полтора часа гордость кайзеровской армии перестала существовать. «Вечная память храбрым джигитам», - писал в своём приказе по дивизии генерал-лейтенант князь Дмитрий Багратион.

В Дикой дивизии не было ни одного случая дезертирст-ва. Документы полков и штаба Кавказской конной дивизии донесли до нас имена героев боёв, описание их подвигов и связанных с ними боевых эпизодов на всём протяжении войны с 1914‑го по 1917-й. В тот период через службу в дивизии прошло более 7 тысяч всадников - уроженцев Кавказа (полки, понёсшие потери в боях и сокращавшиеся за счёт отчисления «вовсе от службы» всадников по ранениям и болезням, четырежды пополнялись приходом с мест их формирования запасных сотен).

В 1917 г. командование р-усской армии решило снять Дикую дивизию с фронта и перебросить её в тыл для участия в подавлении революционного движения. На подступах к городу эшелоны были остановлены - командование решило двинуть дивизию пешим ходом. Однако дорогу ей преградили революционные отряды, которые направили к горцам своих парламентёров. Они рассказали бойцам, что воюют за право народа, генералы же их обманывают, когда говорят, что надо воевать против врагов Российской империи: на самом деле враги - такие же бедняки, как и сами воины. В общем, дивизия погрузилась обратно в эшелоны и отправилась домой, на Кавказ, где горцы разошлись по своим аулам. Представить, что было бы, если бы «орлы Кавказа» вошли в Петроград, нетрудно. Но этого не случилось.

СтоЛИЧНОСТЬ №2 (51), 18 февраля 2013
Издается ЗАО «Аргументы и Факты»


Конная атака «дикой дивизии». Рисунок периода Первой мировой войны

На службе царю и Отечеству. Каждый раз, когда в столицах поднимается градус протеста, по Москве идут слухи: для разгона демонстраций могут быть привлечены отряды «боевиков Кадырова», которые якобы дислоцированы в Подмосковье. Историческая аналогия с революционным Петроградом очевидна. The New Times разбирался в мифах и реальной истории знаменитой «дикой дивизии»

8 августа 2008 года колонны российской 58-й армии наступали в Южной Осетии. В авангарде шли несколько бронемашин, на которых сидели бойцы явно кавказской наружности: густые бороды, одеты не совсем по форме, но во всем облике — многолетний военный опыт и готовность в любую секунду оказаться в гуще боя. Это была последняя кампания батальона «Восток» — лучшего соединения из созданных российскими военными на Северном Кавказе.

Две спецроты, «Восток» и «Запад», собрали в начале второй чеченской войны. В «Запад» пришли ветераны антидудаевской оппозиции, сражавшиеся на стороне федеральных сил с начала 1990-х годов, а в «Восток» — те, кто защищал независимость при Дудаеве и Масхадове, но разочаровался в Басаеве и Хаттабе. К 2003 году роты стали батальонами и перешли в прямое подчинение Главного разведывательного управления Генштаба РФ, при них постоянно находились инструкторы — представители федеральных военных властей. Несколько лет подряд «Восток» и «Запад» работали вместе с федералами в Чечне и на некоторых сопредельных территориях. А потом было решено, что их дальнейшее существование политически нецелесообразно.

Костяк двух батальонов все еще существует в составе расположенных в Чечне федеральных сил, но ни прежнего статуса, ни особого подчинения они не имеют.


Батальон «Восток» во время операции против боевиков в Гудермесе. 2004 г.


Узнав об отречении государя, кабардинцы обращались к своим командирам: «Русские прогнали царя. Напиши ему, чтобы ехал к нам в Кабарду — мы его и прокормим, и защитим»


Горная лавина

На Северном Кавказе, в Чечне в частности, очень сильна воинская мифология, которую во многом сформировала сама Россия. А любая воинская мифология нуждается в историческом фундаменте. Чеченцы и другие северокавказцы гордятся разными военными эпизодами прошлого, и это не только многолетняя война против Российской империи во время покорения Кавказа, но и участие в войнах, которые вела Россия. Едва ли не главный эпизод — это подвиги так называемой Дикой дивизии в Первую мировую войну.

В чеченской и ингушской литературе принято цитировать поздравительную телеграмму, якобы направленную императором Николаем на имя начальника Терской области: «Как горная лавина обрушился ингушский полк на германскую «железную дивизию». В истории русского Отечества… не было случая атаки конницей вражеских частей, вооруженных тяжелой артиллерией… Менее чем за полтора часа перестала существовать «железная дивизия», с которой соприкасаться боялись лучшие войсковые части наших союзников… Передайте от моего имени, царского двора и от имени всей русской армии братский привет отцам, матерям, женам и невестам этих храбрых орлов Кавказа, положивших своим бессмертным подвигом начало конца германским ордам».

Текст датируют то летом 1915-го, то летом 1916 года, привязывая его, как правило, к истории Брусиловского прорыва (лето 1916-го). Именно этими несколькими фразами обычно иллюстрируют героическое участие лояльных горских частей в Первой мировой войне на стороне Российской империи. Проблема в том, что царская телеграмма — скорее всего, мистификация. Базой для многочисленных цитат на самом деле является текст сообщения полковника Георгия Мерчуле, командира Ингушского конного полка Третьей бригады Кавказской туземной конной дивизии, в адрес начальника Терской области генерал-лейтенанта Флейшера от июля 1916 года: «Я и офицеры полка горды и счастливы довести до сведения Вашего Превосходительства и просят передать доблестному ингушскому народу о лихой конной атаке 15 сего июля. Как горный обвал, обрушились ингуши на германцев и смяли их в грозной битве, усеяв поле сражения телами убитых врагов, уводя с собой много пленных и взяв 2 тяжелых орудия и массу военной добычи. Славные всадники-ингуши встретят ныне праздник Байрам, радостно вспоминая день своего геройского подвига, который навсегда останется в летописях народа, выславшего своих лучших сынов на защиту общей Родины».

Этот текст также лестен для кавказской воинской гордости, но выглядит правдоподобнее императорского послания и просто иллюстрирует один из эпизодов длинной и местами героической фронтовой жизни одного из армейских соединений, и впрямь довольно специфического.

Лояльные чужие

По законам Российской империи горцы Северного Кавказа, в течение 60 лет ведшие ожесточенную войну против русских, воинскому призыву не подлежали. Тем не менее Алексей Арсеньев, прошедший Первую мировую офицером кавалерии, вспоминает, что «еще в Русско-японской войне из народностей Кавказа, бывших свободными от воинской повинности, за исключением грузин и армян, явилось много желающих идти на фронт. Из них был составлен особый конный полк, заслуживший себе славу, но с окончанием войны расформированный».

С началом Первой мировой Николай II принимает решение о создании Кавказской туземной конной дивизии в составе трех бригад. Первая бригада состояла из Кабардинского (кабардинцы и балкарцы) и Второго Дагестанского конных полков, вторая — из Татарского (гянджинские азербайджанцы) и Чеченского конных полков, третья — из Черкесского (черкесы, карачаевцы, адыгейцы и абхазы) и Ингушского конного полков. В состав дивизии входил также Аджарский пехотный батальон.

В составе каждого полка было сначала по шесть, а затем по четыре эскадрона и пулеметные группы, в которых воевали в основном балкарцы. Первым командиром дивизии стал великий князь Михаил Александрович — «великий кенезь Михалка, бират Царя», смешно пародирует Арсеньев акцент горцев, гордившихся командиром. При каждом эскадроне имелся мулла, который с оружием в руках принимал участие в боевых операциях. Жалованье простого всадника составляло около 20 рублей в месяц плюс 3 рубля за каждый Георгиевский крест. «В обоз никто из них идти не соглашался, считая обозную службу унизительной, и обозные команды пришлось составить из русских солдат», — вспоминал Арсеньев.

Императорская армия, хоть и сильно обновленная, оставалась консервативной системой. Проблемы с тем, как «вписать» в эту систему лояльные туземные части, начались сразу. «Относительно легче было с воспитанием дисциплины: всякий мусульманин воспитан в чувстве почтения к старшим, это поддерживается адатами — горскими обычаями. Нетрудно было обучить и приемам владения холодным оружием — привычка к нему у кавказца в крови. Но обращение с трехлинейной винтовкой, строй или хотя бы поверхностное знакомство с уставами требовали упорного и длительного труда. Дело осложнялось еще и тем, что очень многие едва объяснялись по-русски, а были и совсем русского языка не знавшие: как такому человеку растолковать значение прицельной рамки или обязанности и права часового?»

Безграничная храбрость кавказцев приводила к абсурдным ситуациям: офицер требует от дежурного не спать, а тот отвечает ему: «Тебе боится — не спи. Моя мужчина, моя не боится, спать будет». Выясняется, что даже с верховой ездой, к которой горцы, казалось бы, приучены с детства, есть проблемы: «У них привычка сидеть в седле несколько боком, то правым, то левым, в результате чего при больших переходах в полках появлялась масса лошадей со сбитыми спинами, и отучить всадников от этой привычки было трудно».

Другой офицер-кавалерист Анатолий Марков вспоминает о специфических взаимоотношениях, существовавших внутри дивизии: в ней, к примеру, служит осетин Кибиров, ротмистр и командир конвоя великого князя. Кибиров убил на Кавказе чеченского абрека Зелимхана Харачоевского, и ему нельзя показываться в Чеченский полк, потому что там служат родственники Зелимхана.

Дивизия упорно воюет на германских фронтах. Ее русские офицеры вспоминают, что наибольшую доблесть горцы проявляют во время рейдов по тылам противника. Местное население страдает: «На ночевках и при всяком удобном случае всадники норовили незаметно отделиться от полка с намерением утащить у жителей все, что плохо лежало. С этим командование боролось всякими мерами вплоть до расстрела виновных, но за два первых года войны было очень трудно вывести из них их чисто азиатский взгляд на войну как на поход за добычей…» — вспоминал Марков.

Командование периодически пыталось навести порядок: в сентябре 1915 года на смотр в дивизию приехал командующий Девятой армией генерал Лечицкий. Перед ним строй горцев — «оборванные полусолдаты-полуразбойники на лопоухих клячах». Генерал взбешен, пользуясь случаем отсутствия великого князя Михаила, он пытается устроить разнос. «Ты, — обращается он к чеченцу Чантиеву, тыча его стеком в грудь. — Тебе пика была выдана или нет?» — «Выдан, твоя прысходительства», — улыбается Чантиев, довольный генеральским вниманием. — «Так куда же ты ее дел, сукин сын?» — «Нам пика не нужен. Наш ингуш, чечен кинжал, шашка, винтовка имеем, а пика наш бросил к …й матери». Марков пишет, что в группе генерала кому-то не удалось сдержать смех: «У Лечицкого выкатились глаза и покраснело лицо, но от негодования слова остановились у него на языке. «Дур-рак», — рявкнул наконец генерал как из пушки и, круто повернув коня, отъехал к свите, что-то негодующе говоря». Однако с течением времени, по словам Маркова, всадники «все больше входили в понятие о современной войне, и полк к концу войны окончательно дисциплинировался и стал в этом отношении ничем не хуже любой кавалерийской части».

«Их называли «дикими», потому что на них надеты страшные мохнатые папахи, потому что они завязывают на голове башлыки, как чалмы, и потому, что многие из них — абреки, земляки знаменитого Зелимхана, — пишет Илья Толстой, сын писателя, военный журналист в Первую мировую. — Я жил целый месяц в халупе в центре расположения «диких полков», мне показывали людей, которые на Кавказе прославились тем, что из мести убили нескольких человек, — и что же я видел? Я видел этих убийц, нянчивших и кормящих остатками шашлыка чужих детей, я видел, как полки снимались со своих стоянок и как жители жалели об их уходе, благодарили их за то, что они не только платили, но и помогали своими подаяниями, я видел их выполняющими самые трудные и сложные военные поручения, я видел их в боях, дисциплинированных, безумно отважных и непоколебимых».


Горцев-ветеранов, прошедших германский фронт, засосало в горнило гражданской войны, в которой они все оказались по разные стороны баррикад


После революции

Офицеры дивизии вспоминали, что в феврале 1917-го, когда началась революция, с энтузиазмом ее встретили только русские солдаты обоза и та часть пулеметных команд, которую сформировали из матросов. Горцы оказались верной опорой рухнувшего режима. «Не знаю, синок, не знаю, от этого Керенского-Меринского ничего хорошего не будет», — рассуждал пожилой балкарец в разговоре с Арсеньевым. Узнав об отречении государя, кабардинцы обращались к своим командирам: «Русские прогнали царя. Напиши ему, чтобы ехал к нам в Кабарду — мы его и прокормим, и защитим». Горцы, в отличие от русских частей сохранявшие лояльность, взбудораженные пораженческой пропагандой, сражались там, где другие части теряли боеспособность.

В мятежной столице еще с марта 1917 года ходили слухи, будто «дикую дивизию» перебрасывают в Петербург, чтобы бороться с бесконечными митингами и утопить в крови молодую русскую свободу. Газеты публиковали опровержения: «Подобные слухи взволновали горское населе-
ние, и представители последнего приняли меры к тому, чтобы получить самые достоверные известия об участии и роли их единоплеменников, частей так называемой Дикой дивизии, в событиях на улицах Петрограда. По полученным самым точным и достоверным сведениям оказалось, что ни одна из частей Кавказской туземной кавалерийской дивизии в Петрограде в революционные дни не была, и ни один воин названной дивизии в революционный народ не стрелял. Вся эта дивизия с первых дней войны и по настоящее время находится на своем боевом посту на позициях Западного фронта и наравне с другими сынами Великой России защищает общую родину от внешнего врага».

На самом деле горцев еще в декабре 1916-го решают перебросить в Петербург, но даже неспокойным летом 1917-го этого не происходит: в августе их эшелоны останавливаются на узловой станции Дно близ Петрограда. К этому времени дивизия усилиями генерала Корнилова преобразована в корпус, которым командует генерал-лейтенант князь Багратион. Но 2 сентября 1917 года глава Временного правительства и Верховный главнокомандующий Керенский снимает Багратиона с должности: корпус подозревают в том, что он под началом Корнилова должен был участвовать в контрреволюционном перевороте. Генералу Половцеву удается спасти боеспособный корпус от расформирования, но его все равно решают от греха подальше перебросить на Кавказ.


Карачаевцы из «дикой дивизии» с генералом Корниловым. 1917 г.

В конце 1917-го корпус базировался во Владикавказе и Пятигорске, но с началом нового года прекратил свое существование. Горцев-ветеранов, прошедших германский фронт, засосало в горнило гражданской войны, в которой они все оказались по разные стороны баррикад.

Многие из них, как ротмистр черкес Келеч Гирей, сначала сражались в рядах белой Добровольческой армии, а потом, во Вторую мировую, в созданном немцами казачьем корпусе генерала Краснова. В 1945 году 65-летнего Келеч Гирея в австрийском Лиенце выдали «советам» англичане, и он закончил жизнь на виселице в Москве. Благодарность империй тем, кто верит им и связывает с ними свою судьбу, часто оборачивается трагедией. Это, кстати, хорошо знают ветераны «Востока» и «Запада».


Дикая дивизия – это одна из самых надёжных войсковых частей – гордость русской армии… когда вспыхнула война, кавказцы добровольно пошли на защиту России и защищали её беззаветно, не как злую мачеху, а как родную мать. Они сражаются вместе с русской армией и впереди всех и смелее всех умирают за нашу свободу.
Офицер А. Палецкий, 1917 г.

В августе 2014 года исполняется 100 лет со дня образования Кавказской туземной конной дивизии. Ужас внушала врагам одним своим видом эта часть императорской армии, за бесстрашие, отвагу, свирепство и особенный образ в годы Первой мировой войны прозванная Дикой дивизией. Дивизия состояла из жителей Северного Кавказа и Закавказья – мусульман, добровольно принесших присягу Николаю II и обязавшихся защищать Российскую Империю ценой своих жизней от врага. Лишь одну десятую часть дивизии составляли представители российского дворянства, служившие в ней офицерами. Руководил дивизией кавказцев родной брат государя – великий князь Михаил Александрович Романов, генерал-майор по званию. Просуществовала Кавказская туземная конная дивизия три года – с 23 августа 1914 года по 21 августа 1917 года, и все это время до конца своего существования оставалась верна Царю и Царской армии.

Легенды и мифы о Дикой дивизии

Огромное число мифов связано с Дикой дивизией, как плохих, так и преувеличенно хороших. Плохой образ дивизии горцев нынче выгоден различным националистическим течениям и всем тем, кому нужна дестабилизация отношений между народами, населяющими Россию. Однако все «уличения» солдат-кавказцев в дезертирстве или крушении от «меча» Батьки Махно и разбойников под его предводительством совершенно беспочвенны.

Во-первых, нет ни единого документально-зарегистрированного факта или обыкновенного письменного упоминания современников о хотя бы единственном случае побега или отступления. Наоборот, весь офицерский состав «дикой» был поражен преданностью кавказцев. Офицер Кабардинского полка Алексей Арсеньев писал в своем очерке о конной дивизии: «Большинство горцев славной «Дикой Дивизии» были или внуками, или - даже сыновьями бывших врагов России. На войну они пошли за Нее, по своей доброй воле, будучи никем и ничем не принуждаемы; в истории «Дикой Дивизии»- нет ни единого случая даже единоличного дезертирства!».

Во-вторых, относительно «разгрома» чечно-ингушской части Дикой дивизии бандами Нестора Махно – ко времени анархии на Юге Украины в 1919 году Кавказской туземной конной дивизии не существовало, не осталось от нее и ни одной кавалерийской сотни.

Почву для порождения всякого рода легенд готовят и горе-историки из представителей потомков некоторых кавказских народностей. Во сто крат умудряется кое-кто из них преувеличивать заслуги именно своей, пусть и небольшой горстки земляков-воинов, возводя их в ранг чуть ли не спасителей человечества, которым сам Государь якобы слал «братские приветы». Подобное обращение никак не вмещается в рамки этикета Императора, посему историю с благодарственной телеграммой от Царя Николая II принято считать байкой.

Ну и, пожалуй, самые дикие из легенд о кавказской коннице ходили как в тылу, так и внутри вражеской армии. Всеми силами австрийское командование муссировало слухи о кровожадности всадников «откуда-то из глубины Азии, которые ходят в длинных восточных одеждах и в громадных меховых шапках и не знают пощады. Они вырезают мирное население и питаются человечиной, требуя нежное мясо годовалых младенцев». В бою возможно и внушали подобный ужас горские кавалеристы, но по отношению к женщинам и детям ничего подобного не проявлялось. Существует большое число записей современников об уважительном обращении кавказцев к женщинам среди захваченного населения и особом отношении к детям. Вот что писал Илья Толстой, сын Льва Николаевича, военный журналист в годы Первой мировой: «Я жил целый месяц в халупе в центре расположения «диких полков», мне показывали людей, которые на Кавказе прославились тем, что из мести убили нескольких человек, - и что же я видел? Я видел этих убийц, нянчивших и кормящих остатками шашлыка чужих детей, я видел, как полки снимались со своих стоянок и как жители жалели об их уходе, благодарили их за то, что они не только платили, но и помогали своими подаяниями, я видел их выполняющими самые трудные и сложные военные поручения, я видел их в боях, дисциплинированных, безумно отважных и непоколебимых».

Состав самой экзотичной из дивизий русской армии

История возникновения Дикой дивизии началась с предложения в адрес царя Николая II от главнокомандующего войсками Кавказского военного округа Иллариона Воронцова-Дашкова мобилизовать воинственных кавказцев на борьбу против армий, поддерживавших Тройственный союз. Государь одобрил идею добровольного привлечения в войну не подлежавших призыву мусульман-уроженцев Кавказа. От желающих встать за Российскую Империю не было отбоя. Дети и внуки бывших врагов, на протяжении 60 лет стоявших на защите родной земли в годы Кавказской войны, согласились представлять интересы новой родины. В те же дни, сразу после Высочайшего приказа от 23 августа 1914 года, уже были сформированы конные полки из цвета горской молодежи: Кабардинский, Второй Дагестанский, Татарский, Чеченский, Черкесский и Ингушский. Каждый воин при своей черкеске, при своем коне и собственном холодном оружии. Все шесть полков впоследствии организовали в три бригады и один Аджарский пехотный батальон. В первую бригаду входили Кабардинский и 2-й Дагестанский конные полки. В рядах её служили кабардинцы, балкарцы и представители всех народностей Дагестана – аварцы, даргинцы, лакцы, кумыки, лезгины и другие. 1-й Дагестанский конный полк был сформирован ещё раньше и, находясь в составе Третьей Кавказской казачьей бригады, воевал на Юго-Западном фронте. Вторую бригаду составили Татарский полк, куда входили гянджинские азербайджанцы и Чеченский полк, состоявший из чеченцев. Третью бригаду сформировали Черкесский и Ингушский полки, в котором состояли черкесы, карачаевцы, адыги, абхазы и, соответственно, ингуши. Туземной, то есть местной, данную конную дивизию решено было назвать от того, что состав её был исключительно горский, состоящий из местных народностей, исповедующих одну веру.

Наслышанные об отваге горцев русские офицеры считали, что добились больших успехов, сумев привлечь мусульман в свои ряды. Однако, не все было так просто. Много времени потребовалось командованию для того, чтобы отучить туземцев от неприемлемых в ходе европейских методов ведения войны привычек и обучить армейской дисциплине, что было блестяще достигнуто к концу военной кампании. В первую очередь, от горцев требовалось привести свой внешний вид в порядок. Мохнатые папахи, длинные бороды и обилие кинжалов на поясах пугали не только противников, но и все командование дивизии своим разбойничьим видом. Тяжкие как для кавказцев, так и для русских офицеров месяцы обучения манерам, исполнению команд, стрельбе из винтовок и пользованию штыками были впереди. Большую помеху в работе над образом солдата создавала присущая народам Кавказа гордость и нежелание подчиняться. Тем не менее, обучению горцы поддавались легко, так как с детства были приучены к дисциплине и уважению старших. Только вот обозные команды из горцев создать так и не удалось, пришлось в «унизительный» обоз набирать солдат из числа русских крестьян. Другой проблемой в армии стала особая манера верховой езды горских бойцов – с упором на один бок. После долгих переходов такая манера калечила лошадей, и понадобилось много времени, чтобы приучить солдат к обычной езде. Помехи в строю создавал и обычай кровной мести. Необходимо было при организации батальонов учитывать межличностные и межродовые отношения горцев. Долго пришлось отучивать кавказцев и от грабежей на захваченных территориях, относившихся ко всему имуществу завоеванного населения как к трофею по восточному принципу ведения войны.

В целом же, атмосфера внутри дивизии царила близкая к идеалу. Существовала взаимовыручка, уважение друг к другу, а также почтение, которое не всегда проявлялось по отношению к старшему по званию, а именно почетом в горской среде пользовались те, кто обладал хорошими личностными качествами и храбро шел в атаку. Показательным примером внутренней дисциплины в дивизии служило и уважение к представителям других конфессий. Так, при нахождении за столом большего числа мусульман, христиане в знак уважения сотоварищей надевали головные уборы, как того требовали нормы магометан. Если же случалось, что во время совместного принятия пищи количество христиан превышало остальных, то горцы снимали головные уборы в знак уважения русского обычая.

В каждый эскадрон дивизии определялся мулла. Священнослужитель не просто одухотворял единоверцев, а был вправе разрешить самые сложные конфликты и обострения между земляками, в случае их возникновения в эскадроне, так как к нему не могли не прислушаться. Мулла, кроме всего прочего, наряду с остальным составом ополчения участвовал в боях.

Не менее экзотичным был и офицерский состав «Дикой». В него вошли все, кого прельщала полная приключений жизнь и отважное командование в лице Великого Князя. Не только кавалеристы, но и артиллеристы, пехотинцы и даже моряки, ушедшие в запас перед войной явились в удивительную дивизию. Двадцатью нациями пестрели офицеры конницы – от французского принца Наполеона Мюрата, итальянских маркизов, прибалтийских баронов до русской и кавказской знати, в числе которых сын Льва Толстого – Михаил, а также персидского принца Фейзуллы Мирзы Каджара и многих других. Все они служили под царственным началом Михаила Александровича, самого обаятельного и прекрасного из командиров и слишком смелого для своего статуса, горячо любимого горцами за свой нрав, чистое сердце, скромность и бесхитростность, присущую им самим. Генерал-майор русской армии вместе с офицерами на протяжении всего своего командования дивизией ютился в тесных халупах, а во времена зимних боев в Карпатах ночевал в землянках.

Великие подвиги

Четыре месяца понадобилось на обучение Дикой дивизии и полное её формирование. К ноябрю 1914 года полки кавказской конницы были переброшены на австрийский фронт (Юго-Западный) в Галицию, что в Западной Украине.

Илья Толстой, впервые увидевший ряды Дикой дивизии именно в Галиции, отметил их торжественное шествие по Львову записью: «Под скрипучий напев зурначей, наигрывающих на своих дудочках свои народные воинственные песни, мимо нас проходили нарядные типичные всадники в красивых черкесках, в блестящем золотом и серебром оружии, в ярко-алых башлыках, на нервных, точеных лошадях, гибкие, полные гордости и национального достоинства. Что ни лицо, то тип; что ни выражение - выражение свое, личное; что ни взгляд - мощь и отвага…»

С тяжелых кровопролитных боев начался путь горских кавалеристов. С наступлением небывало ранней и заснеженной зимы им предстояли ожесточенные бои в Карпатах у деревень Полянчик, Рыбни, Верховина-Быстра в декабре 1914 года. При отражении наступления австрийцев на Перемышль в январе 1915 года, горцы понесли огромные потери. Тем не менее, враг отступил, а к следующему месяцу русская армия усилиями Дикой дивизии заняла город Станиславов. Много сыновей народов Дагестана полегло на полях сражений под деревней Шупарка осенью 1915 года, которые, отдав свои жизни, открыли новые героические страницы истории русской армии.

Одним из переломных моментов, позволивших императорским войскам пробираться вглубь вражеских позиций, стали события февраля 1916 года. Благодаря отваге чеченской полусотни, разгромившей армию австро-венгров, русская армия перебралась с доселе занимаемого левого побережья Днестра на правое, где были сосредоточены вражеские войска.

Кавалеристы Дикой дивизии приняли участие и в знаменитом Брусиловском прорыве летом 1916 года. Часть конницы – Ингушский и Чеченские полки, временно примкнула к Девятой армии Юго-Западного фронта, участвовавшей в прорыве. В общей сложности всеми шестью полками Дикой дивизии было проведено 16 конных атак за весь 1916 год – таких успехов не достигала в истории русской армии ни одна кавалерия. А количество пленных превышало численность самой кавказской дивизии в несколько раз.

Зимой того же года полки Дикой дивизии в составе корпуса Четвертой армии были переброшены в Румынию. Здесь уже в 1917 году горцев застала весть о революции и отречении Царя от престола. Недоумевавшие от потери Государя, кавказцы все же остались верны своему командованию и без него. Летом 1917 года решено было направить «диких» в Петроград для подавления революционного восстания. Однако, напуганные такой вестью большевики и Временное правительство, воцарившееся в дни безвластия в России, решили во что бы то ни стало остановить горцев. Не силой, а словом. Для начала был организован торжественный прием кавалеристов, где и прозвучали пламенные речи о том, что если доблестные воины хотят для России лучшего будущего, то разумнее будет им оставаться в стороне от гражданской войны. К переговорам был привлечен проживавший в Петрограде внук Имама Шамиля – Мухаммад Захид Шамиль. Горцы не могли не прислушаться к потомку великого имама.

Осенью все того же 1917 года, уже переорганизованная в Кавказский конный корпус туземная дивизия под командованием Петра Алексеевича Половцева была отправлена домой – на Кавказ, где окончательно расформировалась, и к декабрю полностью прекратила свое существование.

Множество имен героев той войны и их незабвенных подвигов донесены до нас как рассказами предков, так и документацией штаба Кавказской конной дивизии. За три года существования «Дикой» семь тысяч наших земляков участвовали в сражениях. Половина их удостоилась Георгиевских крестов и медалей за исключительную храбрость. Много их полегло вдали от родины, так и оставшись там навеки. История «Дикой дивизии» - реальная история. Гордость за подвиги предков останется в наших сердцах тем огоньком, который будет греть их еще долгие годы, напоминая о тех, от кого мы произошли.

Жемилат Ибрагимова

Дикая дивизия – это одна из самых надёжных войсковых частей – гордость русской армии… когда вспыхнула война, кавказцы добровольно пошли на защиту России и защищали её беззаветно, не как злую мачеху, а как родную мать. Они сражаются вместе с русской армией и впереди всех и смелее всех умирают за нашу свободу.

Офицер А. Палецкий, 1917 г.

В августе 2014 года исполняется 100 лет со дня образования Кавказской туземной конной дивизии. Ужас внушала врагам одним своим видом эта часть императорской армии, за бесстрашие, отвагу, свирепство и особенный образ в годы Первой мировой войны прозванная Дикой дивизией. Дивизия состояла из жителей Северного Кавказа и Закавказья – мусульман, добровольно принесших присягу Николаю II и обязавшихся защищать Российскую Империю ценой своих жизней от врага. Лишь одну десятую часть дивизии составляли представители российского дворянства, служившие в ней офицерами. Руководил дивизией кавказцев родной брат государя – великий князь Михаил Александрович Романов, генерал-майор по званию. Просуществовала Кавказская туземная конная дивизия три года – с 23 августа 1914 года по 21 августа 1917 года, и все это время до конца своего существования оставалась верна Царю и Царской армии.

Легенды и мифы о Дикой дивизии

Огромное число мифов связано с Дикой дивизией, как плохих, так и преувеличенно хороших. Плохой образ дивизии горцев нынче выгоден различным националистическим течениям и всем тем, кому нужна дестабилизация отношений между народами, населяющими Россию. Однако все «уличения» солдат-кавказцев в дезертирстве или крушении от «меча» Батьки Махно и разбойников под его предводительством совершенно беспочвенны.

Во-первых, нет ни единого документально-зарегистрированного факта или обыкновенного письменного упоминания современников о хотя бы единственном случае побега или отступления. Наоборот, весь офицерский состав «дикой» был поражен преданностью кавказцев. Офицер Кабардинского полка Алексей Арсеньев писал в своем очерке о конной дивизии: «Большинство горцев славной «Дикой Дивизии» были или внуками, или - даже сыновьями бывших врагов России. На войну они пошли за Нее, по своей доброй воле, будучи никем и ничем не принуждаемы; в истории «Дикой Дивизии»- нет ни единого случая даже единоличного дезертирства!».

Во-вторых, относительно «разгрома» чечно-ингушской части Дикой дивизии бандами Нестора Махно – ко времени анархии на Юге Украины в 1919 году Кавказской туземной конной дивизии не существовало, не осталось от нее и ни одной кавалерийской сотни.

Почву для порождения всякого рода легенд готовят и горе-историки из представителей потомков некоторых кавказских народностей. Во сто крат умудряется кое-кто из них преувеличивать заслуги именно своей, пусть и небольшой горстки земляков-воинов, возводя их в ранг чуть ли не спасителей человечества, которым сам Государь якобы слал «братские приветы». Подобное обращение никак не вмещается в рамки этикета Императора, посему историю с благодарственной телеграммой от Царя Николая II принято считать байкой.

Ну и, пожалуй, самые дикие из легенд о кавказской коннице ходили как в тылу, так и внутри вражеской армии. Всеми силами австрийское командование муссировало слухи о кровожадности всадников «откуда-то из глубины Азии, которые ходят в длинных восточных одеждах и в громадных меховых шапках и не знают пощады. Они вырезают мирное население и питаются человечиной, требуя нежное мясо годовалых младенцев». В бою возможно и внушали подобный ужас горские кавалеристы, но по отношению к женщинам и детям ничего подобного не проявлялось. Существует большое число записей современников об уважительном обращении кавказцев к женщинам среди захваченного населения и особом отношении к детям. Вот что писал Илья Толстой, сын Льва Николаевича, военный журналист в годы Первой мировой: «Я жил целый месяц в халупе в центре расположения «диких полков», мне показывали людей, которые на Кавказе прославились тем, что из мести убили нескольких человек, - и что же я видел? Я видел этих убийц, нянчивших и кормящих остатками шашлыка чужих детей, я видел, как полки снимались со своих стоянок и как жители жалели об их уходе, благодарили их за то, что они не только платили, но и помогали своими подаяниями, я видел их выполняющими самые трудные и сложные военные поручения, я видел их в боях, дисциплинированных, безумно отважных и непоколебимых».

Состав самой экзотичной из дивизий русской армии

История возникновения Дикой дивизии началась с предложения в адрес царя Николая II от главнокомандующего войсками Кавказского военного округа Иллариона Воронцова-Дашкова мобилизовать воинственных кавказцев на борьбу против армий, поддерживавших Тройственный союз. Государь одобрил идею добровольного привлечения в войну не подлежавших призыву мусульман-уроженцев Кавказа. От желающих встать за Российскую Империю не было отбоя. Дети и внуки бывших врагов, на протяжении 60 лет стоявших на защите родной земли в годы Кавказской войны, согласились представлять интересы новой родины. В те же дни, сразу после Высочайшего приказа от 23 августа 1914 года, уже были сформированы конные полки из цвета горской молодежи: Кабардинский, Второй Дагестанский, Татарский, Чеченский, Черкесский и Ингушский. Каждый воин при своей черкеске, при своем коне и собственном холодном оружии. Все шесть полков впоследствии организовали в три бригады и один Аджарский пехотный батальон. В первую бригаду входили Кабардинский и 2-й Дагестанский конные полки. В рядах ее служили кабардинцы, балкарцы и представители всех народностей Дагестана – аварцы, даргинцы, лакцы, кумыки, лезгины и другие. 1-й Дагестанский конный полк был сформирован еще раньше и, находясь в составе Третьей Кавказской казачьей бригады, воевал на Юго-Западном фронте. Вторую бригаду составили Татарский полк, куда входили гянджинские азербайджанцы и Чеченский полк, состоявший из чеченцев. Третью бригаду сформировали Черкесский и Ингушский полки, в котором состояли черкесы, карачаевцы, адыги, абхазы и, соответственно, ингуши. Туземной, то есть местной, данную конную дивизию решено было назвать от того, что состав ее был исключительно горский, состоящий из местных народностей, исповедующих одну веру.

Наслышанные об отваге горцев русские офицеры считали, что добились больших успехов, сумев привлечь мусульман в свои ряды. Однако, не все было так просто. Много времени потребовалось командованию для того, чтобы отучить туземцев от неприемлемых в ходе европейских методов ведения войны привычек и обучить армейской дисциплине, что было блестяще достигнуто к концу военной кампании. В первую очередь, от горцев требовалось привести свой внешний вид в порядок. Мохнатые папахи, длинные бороды и обилие кинжалов на поясах пугали не только противников, но и все командование дивизии своим разбойничьим видом. Тяжкие как для кавказцев, так и для русских офицеров месяцы обучения манерам, исполнению команд, стрельбе из винтовок и пользованию штыками были впереди. Большую помеху в работе над образом солдата создавала присущая народам Кавказа гордость и нежелание подчиняться. Тем не менее, обучению горцы поддавались легко, так как с детства были приучены к дисциплине и уважению старших. Только вот обозные команды из горцев создать так и не удалось, пришлось в «унизительный» обоз набирать солдат из числа русских крестьян. Другой проблемой в армии стала особая манера верховой езды горских бойцов – с упором на один бок. После долгих переходов такая манера калечила лошадей, и понадобилось много времени, чтобы приучить солдат к обычной езде. Помехи в строю создавал и обычай кровной мести. Необходимо было при организации батальонов учитывать межличностные и межродовые отношения горцев. Долго пришлось отучивать кавказцев и от грабежей на захваченных территориях, относившихся ко всему имуществу завоеванного населения как к трофею по восточному принципу ведения войны.

В целом же, атмосфера внутри дивизии царила близкая к идеалу. Существовала взаимовыручка, уважение друг к другу, а также почтение, которое не всегда проявлялось по отношению к старшему по званию, а именно почетом в горской среде пользовались те, кто обладал хорошими личностными качествами и храбро шел в атаку. Показательным примером внутренней дисциплины в дивизии служило и уважение к представителям других конфессий. Так, при нахождении за столом большего числа мусульман, христиане в знак уважения сотоварищей надевали головные уборы, как того требовали нормы магометан. Если же случалось, что во время совместного принятия пищи количество христиан превышало остальных, то горцы снимали головные уборы в знак уважения русского обычая.

В каждый эскадрон дивизии определялся мулла. Священнослужитель не просто одухотворял единоверцев, а был вправе разрешить самые сложные конфликты и обострения между земляками, в случае их возникновения в эскадроне, так как к нему не могли не прислушаться. Мулла, кроме всего прочего, наряду с остальным составом ополчения участвовал в боях.

Не менее экзотичным был и офицерский состав «Дикой». В него вошли все, кого прельщала полная приключений жизнь и отважное командование в лице Великого Князя. Не только кавалеристы, но и артиллеристы, пехотинцы и даже моряки, ушедшие в запас перед войной явились в удивительную дивизию. Двадцатью нациями пестрели офицеры конницы – от французского принца Наполеона Мюрата, итальянских маркизов, прибалтийских баронов до русской и кавказской знати, в числе которых сын Льва Толстого – Михаил, а также персидского принца Фейзуллы Мирзы Каджара и многих других. Все они служили под царственным началом Михаила Александровича, самого обаятельного и прекрасного из командиров и слишком смелого для своего статуса, горячо любимого горцами за свой нрав, чистое сердце, скромность и бесхитростность, присущую им самим. Генерал-майор русской армии вместе с офицерами на протяжении всего своего командования дивизией ютился в тесных халупах, а во времена зимних боев в Карпатах ночевал в землянках.

Великие подвиги

Четыре месяца понадобилось на обучение Дикой дивизии и полное ее формирование. К ноябрю 1914 года полки кавказской конницы были переброшены на австрийский фронт (Юго-Западный) в Галицию, что в Западной Украине.

Илья Толстой, впервые увидевший ряды Дикой дивизии именно в Галиции, отметил их торжественное шествие по Львову записью: «Под скрипучий напев зурначей, наигрывающих на своих дудочках свои народные воинственные песни, мимо нас проходили нарядные типичные всадники в красивых черкесках, в блестящем золотом и серебром оружии, в ярко-алых башлыках, на нервных, точеных лошадях, гибкие, полные гордости и национального достоинства. Что ни лицо, то тип; что ни выражение - выражение свое, личное; что ни взгляд - мощь и отвага…»

С тяжелых кровопролитных боев начался путь горских кавалеристов. С наступлением небывало ранней и заснеженной зимы им предстояли ожесточенные бои в Карпатах у деревень Полянчик, Рыбни, Верховина-Быстра в декабре 1914 года. При отражении наступления австрийцев на Перемышль в январе 1915 года, горцы понесли огромные потери. Тем не менее, враг отступил, а к следующему месяцу русская армия усилиями Дикой дивизии заняла город Станиславов. Много сыновей народов Дагестана полегло на полях сражений под деревней Шупарка осенью 1915 года, которые, отдав свои жизни, открыли новые героические страницы истории русской армии.

Одним из переломных моментов, позволивших императорским войскам пробираться вглубь вражеских позиций, стали события февраля 1916 года. Благодаря отваге чеченской полусотни, разгромившей армию австро-венгров, русская армия перебралась с доселе занимаемого левого побережья Днестра на правое, где были сосредоточены вражеские войска.

Кавалеристы Дикой дивизии приняли участие и в знаменитом Брусиловском прорыве летом 1916 года. Часть конницы – Ингушский и Чеченские полки, временно примкнула к Девятой армии Юго-Западного фронта, участвовавшей в прорыве. В общей сложности всеми шестью полками Дикой дивизии было проведено 16 конных атак за весь 1916 год – таких успехов не достигала в истории русской армии ни одна кавалерия. А количество пленных превышало численность самой кавказской дивизии в несколько раз.

Зимой того же года полки Дикой дивизии в составе корпуса Четвертой армии были переброшены в Румынию. Здесь уже в 1917 году горцев застала весть о революции и отречении Царя от престола. Недоумевавшие от потери Государя, кавказцы все же остались верны своему командованию и без него. Летом 1917 года решено было направить «диких» в Петроград для подавления революционного восстания. Однако, напуганные такой вестью большевики и Временное правительство, воцарившееся в дни безвластия в России, решили во что бы то ни стало остановить горцев. Не силой, а словом. Для начала был организован торжественный прием кавалеристов, где и прозвучали пламенные речи о том, что если доблестные воины хотят для России лучшего будущего, то разумнее будет им оставаться в стороне от гражданской войны. К переговорам был привлечен проживавший в Петрограде внук Имама Шамиля – Мухаммад Захид Шамиль. Горцы не могли не прислушаться к потомку великого имама.

Осенью все того же 1917 года, уже переорганизованная в Кавказский конный корпус туземная дивизия под командованием Петра Алексеевича Половцева была отправлена домой – на Кавказ, где окончательно расформировалась, и к декабрю полностью прекратила свое существование.

Множество имен героев той войны и их незабвенных подвигов донесены до нас как рассказами предков, так и документацией штаба Кавказской конной дивизии. За три года существования «Дикой» семь тысяч наших земляков участвовали в сражениях. Половина их удостоилась Георгиевских крестов и медалей за исключительную храбрость. Много их полегло вдали от родины, так и оставшись там навеки. История «Дикой дивизии» - реальная история. Гордость за подвиги предков останется в наших сердцах тем огоньком, который будет греть их еще долгие годы, напоминая о тех, от кого мы произошли.

Жемилат Ибрагимова

Кавказская туземная конная дивизия, более известная в истории как «Дикая» дивизия была сформирована на основании высочайшего указа 23 августа 1914 г. на территории Северного Кавказа и укомплектована добровольцами-горцами. Дивизия включала в себя шесть полков четырехсотенного состава: Кабардинский, 2-й Дагестанский, Чеченский, Татарский (из жителей Азербайджана), Черкесский и Ингушский.

Но сначала – немного предыстории. Широкое привлечение коренного населения Северного Кавказа на русскую военную службу, прежде всего в милиционные формирования, началось в 1820 – 1830-гг. XIX в., в разгар Кавказской войны, когда определился ее специфический затяжной, партизанский характер и царское правительство поставило перед собой задачу: с одной стороны «иметь все сии народы в своей зависимости и учинить полезными государству», т.е. способствовать политической и культурной интеграции горцев в российское общество, а с другой сэкономить на содержании регулярных частей из России. Горцы из числа «охотников» (т.е. добровольцев) привлекались в постоянную милицию (фактически строевые части, содержавшиеся на казарменном положении) и временную - «для наступательных военных действий в отрядах с регулярными войсками или для обороны края в случае опасности от неприязненных народов». Временная милиция использовалась исключительно на театре Кавказской войны.


Однако, вплоть до 1917 г., царское правительство так и не решилось привлекать горцев к военной службе массово, на основе обязательной воинской повинности. Таковая заменялась им денежным налогом, каковой из поколения в поколение стал восприниматься местным населением как некая привилегия. До начала широкомасштабной Первой мировой войны русская армия вполне обходилась и без горцев. Единственная попытка провести мобилизацию среди горцев Северного Кавказа в 1915 г., в разгар кровопролитной войны, завершилась едва начавшись: одни лишь слухи о предстоящем мероприятии вызвали сильное брожение в горской среде и заставили отложить эту идею. Десятки тысяч горцев военнообязанного возраста оставались вне развернувшегося мирового противостояния.

Однако горцы, желавшие добровольно вступить в ряды русской армии, зачислялись в созданную в самом начале Первой мировой войны Кавказскую туземную конную дивизию, более известную в истории под наименованием «Дикая».

Туземную дивизию возглавил родной брат императора великий князь Михаил Александрович, хоть и находившийся в политической опале, но весьма популярный, как в народе, так и среди аристократии. Поэтому служба в рядах дивизии сразу стала привлекательной для представителей высшей российской знати, занявшей большинство командных постов в дивизии. Здесь были грузинские князья Багратион, Чавчавадзе, Дадиани, Орбелиани, горские султаны: Бекович-Черкасский, Хагандоков, ханы Эриванские, ханы Шамхалы-Тарковские, польский князь Радзивилл, представители старинных русских фамилий князья Гагарин, Святополк-Мирский, графы Келлер, Воронцов-Дашков, Толстой, Лодыженский, Половцев, Старосельский; принцы Наполеон-Мюрат, Альбрехт, барон Врангель, персидский принц Фазула Мирза Каджар и другие.

Особенности формирования соединения и менталитет его личного состава оказали значительное влияние на дисциплинарную практику в частях и морально-психологическое состояние всадников (именно так назывались рядовые бойцы дивизии).

В национальных полках поддерживалась иерархическая структура, сходная со структурой большой позднеродовой семьи, свойственной всем горским народам. Многие всадники были близкими или дальними родственниками. По свидетельству молодого офицера Ингушского полка А.П. Маркова, представители ингушской семьи Мальсаговых в этом полку были «столь многочисленны, что при сформировании полка на Кавказе был даже проект создать из представителей этой фамилии отдельную сотню». Нередко в полках можно было встретить представителей нескольких поколений одной семьи. Известен случай, когда в 1914 г. ушел на войну со своим отцом двеннадцатилетний подросток Абубакар Джургаев.

Вообще число желающих служить в дивизии всегда превышало штатные возможности полков. Несомненно, родство многих всадников способствовало укреплению дисциплины в полку. Некоторые иногда «отлучались» на Кавказ, но с обязательной заменой себя братом, племянником и проч.

Внутренний распорядок в дивизии значительно отличался от распорядка кадровых частей русской армии, поддерживались традиционные для горских обществ отношения. Здесь не существовало обращения на «вы», офицеров не почитали за господ, уважение всадников они должны был заслужить храбростью на поле боя. Честь отдавалась только офицерам своего полка, реже – дивизии, из-за чего нередко случались «истории».

С декабря 1914 г. дивизия находилась на Юго-Западном фронте и хорошо зарекомендовала себя в боях против австро-венгерской армии, о чем регулярно сообщалось в приказах вышестоящего начальства. Уже в первых, декабрьских боях отличилась 2-я бригада дивизии в составе Татарского и Чеченского полков, контратаковавшая проникшие в тыл части противника в районе деревни Верховина-Быстра и высоты 1251. Бригада по плохим дорогам и глубокому снегу обошла австрийцев с тылу и нанесла сокрушительный удар противнику, взяв в плен 9 офицеров и 458 рядовых. За умелое командование полковник К.Н. Хагандоков был представлен к чину генерал-майора, а многие всадники получили свои первые боевые награды – «солдатские» Георгиевские кресты.

Вскоре погиб один из главных героев этого боя – командир Чеченского полка полковник князь А.С. Святополк-Мирский. Он пал в бою 15 февраля 1915 г., когда лично руководил действиями своего полка в бою и получил три ранения, два из которых оказались смертельными.

Один из самых успешных своих боев части дивизии провели 10 сентября 1915 г. В этот день сотни Кабардинского и 2-го Кабардинского полков скрытно сосредоточились у деревни Кульчицы с целью содействовать наступлению соседнего пехотного полка в направлении высоты 392, фольварка Михал-поле и села Петликовце-Нове на левом бере­гу реки Стрыпи. Хотя задачей конницы стояла лишь разведка позиций противника, руководивший конной группой командир Кабардинского полка князь Ф.Н. Бекович-Черкасский взял инициативу на себя и, воспользовавшись удобным случаем, нанес сокрушительный удар по основным по­зициям 9-го и 10-го гонвендных полков у села Зарвыница, взяв в плен 17 офицеров, 276 солдат-мадьяр, 3 пулемета, 4 те­лефона. При этом он имел лишь 196 всадников кабардинцев и дагестанцев и потерял в бою двух офицеров, 16 всадников и 48 лошадей убитыми и ранеными. Отметим, что доблесть и геройство в этом бою проявил мулла Кабар­динского полка Алихан Шогенов, который, как говорилось в наградном листе, «в бою 10 сен­тября 1915 г. у дер. Доброполе под сильнейшим пулемет­ным и ружейным огнем сопровождал наступавшие части полка, своим присутствием и речами повлиял на всадников-магометан, проявивших в этом бою необыкно­венную храбрость и взявших в плен 300 венгерских пе­хотинцев».

«Дикая дивизия» принимала участие и в знаменитом Брусиловском прорыве летом 1916 г., правда, не сумела там серьезно отличиться. Причиной тому стала общая установка командования 9-й армией на использование кавалерии в виде армейского резерва, а не в качестве эшелона развития успеха, вследствие чего вся армейская конница была рассеяна побригадно по фронту и существенного влияния на ход боев не оказала. Тем не менее, в целом ряде боев горские всадники дивизии сумели отличиться. Например, еще до начала общего наступления они поспособствовали форсированию разделявшей противостоящие стороны реку Днестр. В ночь на 30 мая 1916 г. есаул Чеченского полка князь Дадиани с полусотней своей 4-й сотни переправился вплавь через реку у селения Ивание под ожесточенным ружейным и пулеметным огнем противника, захватил плацдарм. Это дало возможность переправиться на правый берег Днестра Чеченскому, Черкесскому, Ингушскому, Татарскому полкам, а также Заамурскому полку 1-й конной дивизии.

Подвиг чеченцев, первыми из русских войск переправившихся на правый берег Днестра, не прошел мимо высочайшего внимания: император Николай II наградил всех 60 всадников-чеченцев, участвовавших в переправе Георгиевскими крестами разных степеней.

Как видно, стремительные кавалерийские броски нередко приносили всадникам Туземной дивизии немалую добычу в виде пленников. Нельзя не сказать, что с пленными австрийцами горцы нередко расправлялись изуверским способом – рубили им головы. В отчетном докладе начальника штаба дивизии в октябре 1916 г. сообщалось: «Мало врагов было взято в плен, но много зарублено». Свою растерянность и бессилие перед отчаянной горской атакой через всю жизнь пронес лидер Югославии маршал Иосип Броз Тито, которому повезло – в 1915 г., будучи солдатом австро-венгерской армии, он не был изрублен «черкесами», а лишь был взят в плен: «Мы стойко отражали атаки пехоты, наступавшей на нас по всему фронту, - вспоминал он, - но неожиданно правый фланг дрогнул и в образовавшуюся брешь хлынула кавалерия черкесов, уроженцев азиатской части России. Не успели мы прийти в себя, как они вихрем пронеслись через наши позиции, спешились и ринулись в наши окопы с пиками наперевес. Один черкес с двухметровой пикой налетел на меня, но у меня была винтовка со штыком, к тому же я был хорошим фехтовальщиком и отбил его атаку. Но, отражая нападение первого черкеса, вдруг почувствовал ужасный удар в спину. Я обернулся и увидел искаженное лицо другого черкеса и огромные черные глаза под густыми бровями». Этот черкес вогнал будущему маршалу пику под левую лопатку.

Среди всадников обычным делом были грабежи как в отношении пленных, так и в отношении местного населения, которое они тоже считали покоренным врагом. В силу национально-исторических особенностей грабеж во время войны считался среди всадников воинской доблестью, и его жертвами очень часто становились мирные галицийские крестьяне. Прятавшихся при появлении полков местных жителей, всадники «провожали пристальными и неприветливыми взглядами, как явно ускользающую от них добычу». Начальнику дивизии непрерывно поступали жалобы «на насилия, чинимые нижними чинами дивизии». В конце 1915 г. обыск в еврейском местечке Улашковицы вылился в массовые погромы, грабежи и изнасилования местного населения.

Справедливости ради надо сказать, что по мере возможности в полках поддерживалась строгая дисциплина. Самым суровым наказанием для всадников было исключение из списков полка «за неисправимо дурное поведение» и «водворение» провинившихся по месту их жительства. В родных аулах объявлялось об их позорном изгнании из полка. В то же время для всадников оказались совершенно неприемлемы формы наказания, применявшиеся в русской армии. Известен, например, случай, когда один татарский (азербайджанский) всадник застрелился сразу же после попытки его публичной порки, даже не смотря на то, что порка была отменена.

Средневековая, по сути, манера ведения войны горцами способствовала формированию весьма своеобразного, как сейчас сказали бы, имиджа дивизии. В сознании местного населения даже сформировался стереотип, в соответствии с которым любой грабитель и насильник обозначался термином «черкес», хотя кавказскую форму носили и казаки.

Преодолеть это предубеждение офицерам дивизии было очень сложно, напротив, слава о необычно диком, жестоком и храбром войске всячески культивировалось и распространялась журналистами.

Материалы о туземной дивизии часто пояалялись на страницах разного рода иллюстрированных литературных изданий – «Нива», «Летопись войны», «Новое время», «Война» и многих других. Журналисты всячески подчеркивали экзотический облик ее воинов, описывали тот ужас, который вселяли кавказские всадники в неприятеля – разноплеменное и плохо мотивированное австрийское войско.

Боевые товарищи, плечом к плечу сражавшиеся с горскими всадниками, сохранили о них самые яркие впечатления. Как отмечала в феврале 1916 г. газета «Терские ведомости», всадники поражают всякого, первый раз сталкивающегося с ними. «Их своеобразные взгляды на войну, их легендарная храбрость, доходящая до чисто легендарных пределов, и весь колорит этой своеобразной воинской части, состоящей из представителей всех народов Кавказа, не могут быть никогда забыты».

За годы войны через ряды «Дикой» дивизии прошло около 7000 горцев. Известно, что к марту 1916 г. дивизия потеряла убитыми и умершими от ран 23 офицера, 260 всадников и нижних чинов. Ранеными числились 144 офицера и 1438 всадников. Многие всадники могли гордиться не одной георгиевской наградой. Любопытно отметить, что для инородцев в Российской империи был предусмотрен крест с изображением не Святого Георгия – защитника христиан, а с государственным гербом. Всадники очень возмущались тем, что им вручают «птичку» вместо «джигита» и, в конце концов, добились своего.

А вскоре «Дикой дивизии» выпала своя роль в великой русской драме – революционных событиях 1917 г.

После летнего 1916 г. наступления дивизия была занята позиционными боями и разведкой, а с января 1917 г. находилась на спокойном участке фронта и в боевых действиях больше участия не принимала. Вскоре она была выведена на отдых и война для нее закончилась.

Материалы осмотров полков в феврале 1917 г. показали, что соединение вышло на отдых в полном порядке, представляя собой крепкую боевую единицу. В этот период командование дивизии (начальник Н.И. Багратитон, начальник штаба П.А. Половцев) вынашивали даже планы развертывания дивизии в Туземный корпус, имея ввиду присоединение к ней других имевшихся в русской армии мусульманских кавалерийских частей – 1-го Дагестанского, Осетинского, Крымско-Татарского и Туркменского полков. Багратион и Половцев ездили с этим предложением в Ставку, доказывая, что «горцы такой чудный боевой материал» и даже склонили к этому решению императора, однако не нашли поддержки у Главного штаба.

Февральскую революцию всадники «Дикой» дивизии встретили с растерянностью. После Николая II от престола отрекся недавний начальник дивизии великий князь Михаил Александрович.

По наблюдениям современников, «всадники, с присущей горцам Кавказа мудростью, ко всем «достижениям революции» отнеслись с угрюмым недоверием».

«Тщетно пытались полковые и сотенные командиры втолковать своим «туземцам», что такое случилось… «Туземцы» многого не понимали и, прежде всего, не понимали, как это можно быть «без царя». Слова «Временное правительство» ничего не говорили этим лихим наездникам с Кавказа и решительно никаких образов не будили в их восточном воображении». Революционные новообразования в виде дивизионных, полковых и проч. комитетов затронули и Туземную дивизию. Однако здесь в их «устройстве» самое деятельное участие принял старший командный состав полков и дивизии, а дивизионный комитет возглавил командир Черкесского полка Султан Крым-Гирей. В дивизии сохранилось чинопочитание. Самым революционным очагом в дивизии стала команда матросов-пулеметчиков Балтийского флота, приписанная к соединению еще до революции. В сравнении с ними «туземцы выглядели гораздо тактичнее и сдержаннее». Так что, уже в начале апреля П.А. Половцев мог с облегчением объявить, что в его родной Татарский полк «выходит из горнила революции в полном порядке». Аналогичная ситуация была и в других полках. Историк О.Л Опрышко объясняет сохранение дисциплины в дивизии особой атмосферой, не характерной для прочих частей русской армии: добровольным характером службы и кровными и земляческими узами, которые скрепляли воинский коллектив.

В марте-апреле дивизия даже усилила свой состав за счет прибытия Осетинской пешей бригады (3 батальона и 3 пеших сотни), сформированной в конце 1916 г. и полка «кадра запаса» - запасной части дивизии, дислоцировавшейся прежде на Северном Кавказе. В преддверии июньского 1917 г. наступления войск Юго-Западного фронта дивизии устроил смотр недавно принявший 8-ю армию генерал Л.Г. Корнилов. Армия, по его собственным словам, находилась «в состоянии почти полного разложения… Многие генералы и значительная часть командиров полков под давлением комитетов были удалены от занимаемых ими должностей. За исключением немногих частей, братание процветало…». «Дикая дивизия» оказалась среди частей, сохранивших воинский вид. Произведя 12 июня смотр дивизии, Корнилов признался, что был счастлив видеть ее «в таком изумительном порядке». Багратиону он сообщил, что «наконец дышал военным воздухом». В начавшемся 25 июня наступлении 8-я армия действовала вполне успешно, однако операция Юго-Западного фронта провалилась после первых контрударов немецких и австрийских войск. Началось паническое отступление, подгоняемое пораженческой агитацией большевистских агитаторов, вначале частей 11-й армии, а затем и всего Юго-Западного фронта. Только что прибывший на фронт генерал П.Н. Врангель наблюдал как «"демократизированная армия", не желая проливать кровь свою для "спасения завоеваний революции", бежала, как стадо баранов. Лишенные власти начальники бессильны были остановить эту толпу». «Дикая дивизия» по личной просьбе генерала Корнилова прикрывала отход русских войск и участвовала в контратаках.

Генерал Багратион отмечал: «В этом хаотическом отходе… ярко выявилось значение дисциплины в полках Туземной конной дивизии, стройное движение которой вносило успокоение в панические элементы нестроевых и обозов, к которым примыкали дезертиры пехоты XII корпуса с позиций».
Нетипичная для того времени организованность дивизии уже давно снискала ей славу «контрреволюционной», что в равной мере беспокоило и Временное правительство, и советскую власть. Во время отступления войск Юго-Западного фронта этот образ укрепился благодаря тому, что сотни дивизии брали на себя охрану штабов от возможных покушений дезертиров. По словам Багратиона, «одно присутствие… кавказцев обуздает преступное намерение дезертиров, а если понадобится, то сотни явятся по тревоге».

В июле – августе положение на фронте быстро ухудшалось. Вслед за разгромом Юго-Западного фронта без сопротивления была оставлена Рига и начали беспорядочное отступление части Северного фронта. Над Петроградом нависла реальная угроза захвата врагом. Правительство приняло решение о формировании Особой Петроградской армии. В офицерско-генеральских и правых кругах российского общества зрело убеждение, что восстановить порядок в армии и стране и остановить противника невозможно, не ликвидировав Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Лидером этого движения стал верховный главнокомандующий российской армией генерал Корнилов. Действуя в тесной связи с представителями Временного правительства и с их согласия (верховный комиссар при Ставке М. М. Филоненко и главноуправляющий военного министерства Б. В. Савинков), Корнилов в конце августа приступил к сосредоточению войск в окрестностях Петрограда по просьбе самого Керенского, опасавшегося выступления большевиков. Ближайшей его целью являлся разгон Петросовета (а, в случае сопротивления, и Временного правительства), объявление временной диктатуры и осадного положения в столице.

Не без оснований опасаясь своего смещения, 27 августа А.Ф. Керенский отстранил Корнилова от должности верховного главнокомандующего, после чего последний своим войскам двигаться на Петроград. Днем 28 августа в Ставке в Могилеве господствовало бодрое и уверенное настроение. Прибывшему сюда генералу Краснову сказали: «Никто Керенского защищать не будет. Это прогулка. Все подготовлено». Сами защитники столицы позднее признавали: «Поведение войск Петрограда было ниже какой-либо критики, и революция под Петроградом в случае столкновения нашла бы таких же защитников, как и отечество под Тарнополем» (имелся ввиду июльский разгром Юго-Западного фронта).

В качестве ударной силы Корнилов выбрал 3-й конный корпус казаков под командованием генерал-лейтенанта А.М. Крымова и Туземную дивизию, «как части, способные устоять от разлагающего влияния Петроградского Совета…». Еще 10 августа по приказу нового Верховного Главнокомандующего генерала от инфантерии Л.Г. Корнилова «Дикая дивизия» начала переброску на Северный фронт, в район станции Дно.

Характерно, что слухи о переброске дивизии в Петроград для «наведения порядка», носились уже давно, и ее офицерам приходилось периодически выступать в прессе с опровержениями.

По данным А.П. Маркова, переброска дивизии в Петроград планировалась еще в декабре 1916 г. – царское правительство рассчитывало ею «укрепить гарнизон» столицы, не полагаясь более на распропагандированные запасные пехотные части. По утверждению первого историографа дивизии Н.Н. Брешко-Брешковского реакционные и монархические настроения преобладали в офицерской среде. В уста главного героя своего романа-хроники он вкладывает такое характерное восклицание: «Кто может оказать нам сопротивление? Кто? Эти разложившиеся банды трусов, не бывавших в огне…? Только бы нам дойти, физически дойти до Петрограда, а уж успех вне всяких сомнений!... Встанут все военные училища, встанет все лучшее, все то, что жаждет только сигнала к освобождению от шайки международных преступников, засевших в Смольном!...»

Приказом генерала Корнилова от 21 августа дивизия развертывалась в Кавказский туземный конный корпус – решение весьма спорное (на тот момент в составе дивизии насчитывалось лишь 1350 шашек при большой нехватке ) и несвоевременное ввиду предстоявших перед ним задач. Корпус должен был состоять из двух дивизий двухбригадного состава. Пользуясь своими полномочиями главнокомандующего всеми вооруженными силами, Корнилов перебрасывал для этих целей из других соединений 1-й Дагестанский и Осетинский конные полки с развертыванием последнего в два полка. Начальником корпуса был назначен генерал Багратион. 1-ю дивизию возглавил генерал-майор А. В. Гагарин, 2-ю – генерал-лейтенант Хоранов.

26 августа генерал Корнилов, находясь в могилевской Ставке, приказал войскам выступить на Петроград. Туземный корпус к этому времени еще не закончил сосредоточение на станции Дно, поэтому на Петроград двинулись лишь отдельные его части (полностью Ингушский полк и три эшелона Черкесского).

Временное правительство предприняло экстренные меры для задержания двигавшихся с юга эшелонов. Во многих местах были разрушены железнодорожные пути и телеграфные линии, организованы заторы на станциях и перегонах и порча паровозов. Замешательство, вызванное 28 августа задержкой в движении, использовали многочисленные агитаторы.

Части «Дикой дивизии» не имели связи ни с руководителем операции генералом Крымовым, застрявшим на ст. Луга, ни с начальником дивизии Багратионом, так и не выдвинувшимся со своим штабом со ст. Дно. Утром 29 августа к командиру Черкесского полка полковнику Султану Крым-Гирею прибыла делегация агитаторов ВЦИК и исполкома Всероссийского мусульманского совета из числа уроженцев Кавказа – его председатель Ахмет Цаликов, Айтек Намитоков и др. Мусульманские политики твердо стояли на стороне правительства, поскольку в корниловском выступлении усмотрели угрозу реставрации монархии и, следовательно, опасность национальному движению на Северном Кавказе. Они призвали земляков ни в коем случае не вмешиваться «во внутренние раздоры России». Аудитория, представшая перед делегатами, делилась на две части: русские офицеры (а они составляли подавляющее большинство командного состава в туземных эшелонах) поголовно стояли за Корнилова, а мусульманские всадники, по ощущениям выступавших, совершенно не понимали смысла разыгравшихся событий. По свидетельствам участников делегации, младшие офицеры и всадники находились «в полном неведении» относительно целей своего движения и «были сильно удручены и подавлены той ролью, которую им хочет навязать генерал Корнилов».

В полках дивизии началось замешательство. Доминирующим настроением всадников было нежелание вмешиваться в междоусобную борьбу и воевать против русских.

Полковник Султан Крым-Гирей взял инициативу переговоров на себя, находясь, по существу, в одиночестве среди прокорниловски настроенных офицеров. В первый день переговоров 29 августа им удалось взять верх и начальник эшелона князь Гагарин заставил делегацию удалиться. Он планировал походным порядком к исходу дня достичь Царского Села.

Ключевое значение имели переговоры утром 30 августа на станции Вырица, в которых участвовали генерал Багратион, мусульманские представители, депутаты Петросовета, члены полковых и дивизионных комитетов, командиры полков, многие офицеры. Из Владикавказа пришла телеграмма ЦК Союза объединенных горцев Кавказа, запрещавшего «под страхом проклятия ваших матерей и детей принимать участие во внутренней войне, учиняемой с неизвестными нам вам целями».

Было принято решение ни в коем случае не участвовать в походе «против русских» и избрана делегация к Керенскому, состоявшая из 68 человек во главе с полковником Султаном Крым-Гиреем. 1 сентября делегация была принята Временным правительством и заверила последнее в своем полном подчинении. Багратион, слывший безвольным начальником, занял пассивную позицию в происходивших событиях, предпочтя плыть по течению.

Он был смещен правительством, так же как Гагарин и начальник штаба корпуса В. Гатовский. Корпусу была обещана немедленная отправка на Кавказ на отдых и доукомплектование. В командование («как демократ») вступил бывший начальник штаба Туземной дивизии генерал-лейтенант Половцев, уже успевший побывать в должности командующего войсками Петроградского военного округа.

Полки Туземной дивизии отказались участвовать в мятеже, однако и большевистская пропаганда в ней не пустила глубоких корней.

В сентябре 1917 г. ряд офицеров полка выступили в прессе, а также на 2-м Общегорском съезде во Владикавказе с заявлением о том, что до конца не знали целей своего движения на Петербург.

В условиях, когда гражданская война была уже близка, мотив межнационального столкновения, связанный с использованием в выступлении Корнилова Туземной дивизии особенно смущал участников конфликта, стал жупелом, придававшим надвигающимся событиям зловещий оттенок. В среде заговорщиков было распространено мнение, обывательское в своей основе, что «кавказским горцам все равно кого резать». Б.В. Савинков (по просьбе Керенского) еще до разрыва правительства с Корниловым 24 августа просил его заменить Кавказскую дивизию регулярной кавалерией, так как «неловко поручать утверждение русской свободы кавказским горцам». Керенский в публичном приказе от 28 августа персонифицировал силы реакции в лице именно «Дикой дивизии»: «Он (Корнилов – А. Б.) говорит, что стоит за свободу, [а] посылает на Петроград туземную дивизию». Три остальных конных дивизии генерала Крымова им не были упомянуты. Петроград, по выражению историка Г.З. Иоффе, от этой вести «оцепенел», не зная чего ожидать от «горских головорезов».

Мусульманские переговорщики, агитировавшие в полках 28 – 31 августа, против своей воли вынуждены были эксплуатировать национально-исламскую тематику, чтобы вбить клин между рядовыми горцам и реакционно настроенным офицерством, в значительной мере инородном всадникам. По словам А. П. Маркова Ингушский полк вынуждены были покинуть грузины, Кабардинский – осетины. В Татарском полку также сложилась «несимпатичная обстановка»: распространились панисламистские тенденции. Очевидно, здесь находилась та болевая точка, нажатие на которую быстро деморализовало кавказских конников. Для сравнения можно напомнить, что социалистическая пропаганда радикально настроенных моряков пулеметной команды после Февральской революции не оказывала на всадников почти никакого влияния.

Принявший корпус в первых числах сентября генерал Половцев застал на станции Дно картину нетерпеливого ожидания: «Настроение такое, что если не дадут эшелоны, то всадники пойдут походным порядком через всю Россию и она этот поход не скоро забудет».

В октябре 1917 г. части Кавказского Туземного конного корпуса прибыли на Северный Кавказ в районы их формирования и волей-неволей стали участниками революционного процесса и Гражданской войны в регионе.